Особенно,... 
108 
– Здравствуй, мам. Войти-то можно? – Мать молча посторонилась. Закрыла за Полиной дверь и разрыдалась. – Ты что, мам? Объясни, от радости или горя? Я перестала понимать, прости.
– Я рада, девочка моя, – Маргарита Петровна обняла дочь.
– Вот и хорошо, а то я уже испугалась.
– Тебе нельзя волноваться.
– Знаю, знаю.
– Ребенок-то… его? – всхлипнула Маргарита Петровна.
– Его. – Полина опустила глаза.
– Я догадывалась… Слишком затворническую жизнь ты вела в последнее время.
– Ты сейчас расскажешь! – улыбнулась Полина.
– Я рада, девочка! Я очень рада. Мне давно пора стать бабушкой. Слишком много свободного времени, а когда его много, столько глупых мыслей лезет в голову. С рождением малыша некогда будет думать о глупостях. Ты же позволишь мне помогать или наймешь кого-то со стороны?
Полина не собиралась никого нанимать. Она была удивлена тому, как коротко и ясно мать сформулировала свое одиночество, свое желание быть полезной. Они так долго держались друг от друга на расстоянии, что событие только такого масштаба могло их сплотить.
– Я буду счастлива, если ты поможешь мне, – коротко ответила Полина.
Ей стало стыдно, что она так долго ничего не говорила матери о своей беременности. Реакция Маргариты Петровны приятно удивила Полину. Наверное, так и должно быть. Им давно пора принять и простить друг другу ошибки многолетней давности. Впереди приятные заботы, совершенно новая жизнь, полная радости. Хотелось верить, что черная полоса для них закончилась. Полина была переполнена счастьем. Новая жизнь, зародившаяся в ней, помогла ей взглянуть на мир по-другому. Теперь каждый день был наполнен смыслом, даже Маргарита Петровна была согласна с этим:
– Теперь все будет иначе, Полюшка.
Конечно, все изменится. Только обе женщины вкладывали в эту фразу каждая свой смысл. Полина, прежде всего, думала о сыне, о том, как она счастлива, о тонкой ниточке, связывающей ее с Дмитрием. Маргарита Петровна надеялась, что в связи с новыми обстоятельствами дочь опомнится и не станет отказываться от состояния Дмитрия Павловича. Полина не спешила успокоить мать. В этом проявились остатки многолетних прохладных отношений. Тем более что Маргарита Петровна придавала материальной стороне вопроса огромное значение, а ее дочь – едва ли была рада этому наследству. Когда же Полина наконец произнесла вслух:
– Да, мам, все изменилось, – и рассказала матери о своих планах, Маргарита Петровна вздохнула с облегчением.
– Я знала, что разум победит, доченька.
– Если бы не малыш, ничего бы не изменилось. Его я не имею права лишить…
– Не оправдывайся. Ты поступаешь правильно. Никто не смеет осуждать тебя или уличать в корысти.
– Я бы с радостью отдала все, только бы Дима был рядом…
– Я знаю, милая, я знаю. Только ты не волнуйся, хорошо? Кстати, Кира в курсе?
– Да.
– Ей сказала раньше, чем мне?
– Прости.
– Прощаю, – улыбнулась Маргарита Петровна.
Она стала приезжать к дочери каждый день, а на последнем месяце ее беременности грозила переехать к Полине и быть с ней круглосуточно. Будущая бабушка очень ответственно отнеслась к наступающим переменам. Она словно пыталась компенсировать вниманием и заботой свое прошлое, в котором больше думала о себе. Всегда о себе.
Ей казалось, дочь никогда не поймет ее, а значит, не обязательно впускать ее в жизнь, в которую Маргариту Петровну вернули без ее на то согласия. Столько лет она жила сожалением о том, что выжила после своей неудачной попытки самоубийства. Обвинявшая всех и вся в неудачах, ошибках. Больше всех доставалось Полине. Ее вина заключалась в том, что она была дочерью своего отца, ненависть к которому долгие годы мешала Маргарите Петровне спокойно жить.
Может быть, они бы никогда так и не стали близки, но, когда мать увидела округлившийся живот дочери, она поняла, что дальше так нельзя. Она не простит себе, если это важное событие пройдет без ее участия. Сестра осудит, Полина замкнется окончательно. Одинокая старость – вот ее будущее. Жизнь пройдет мимо чередой пустых, похожих друг на друга дней. Маргариту Петровну удивляло, как она раньше могла не видеть очевидного? Почему еще осенью, когда дочери было так трудно, она, мать, не смогла протянуть ей руку помощи, не поняла, обидела, поспешила в очередной раз вычеркнуть себя из ее жизни?
Маргарита Петровна была благодарна Полине за первый шаг, за то, что ее девочка, забыв обиды, помогла им обеим начать новый этап в отношениях. В этом было столько человечности, мудрости. Благодарность, переполнившая Маргариту Петровну, вылилась в необходимость постоянного общения с дочерью, участия во всех ее делах. Благо, та не возражала и легко впустила мать в свою личную жизнь. Обе почувствовали облегчение. Жаль было только одного – потерянного времени. Но то, как они относились друг к другу сегодня, давало основания верить, что больше ничто их не разлучит.
108 
