118 
Миниатюрная старушка подкатила тележку к кассовому конвейеру. Спешно изобразив радушную улыбку, Джада провожала взглядом каждую выложенную на ленту покупку – пакет крекеров, одинокий помидор, банку джема и две упаковки фруктового пудинга. Пока Джада снимала штрихкоды, бабуся выудила из глубин мешковатого пальто купоны на скидку, по древности сравнимые с их владелицей. Один купон позволял получить скидку на желатин, а не на пудинг, срок же годности второго и вовсе истек бог знает когда. Вырезанный из газеты лет эдак десять назад, он разлохматился по краям, а на сгибах протерся насквозь. Это ж сколько времени бедняжка его берегла?..
Джада молча предоставила обещанные купонами скидки – скорее всего, из собственного кармана, потому что в конце рабочего дня с нее наверняка вычтут недостачу. Интересно, где живет это несчастное создание и почему, еле передвигая ноги, ходит по магазинам одна? Отпуская следующего покупателя, Джада мысленно помолилась за старушку, а потом за себя, заклиная всевышнего не уготовить ей такую вот старость.
Еще и полсмены не прошло, а Джада уже изнывала от боли в натруженных ногах. Икры и бедра гудели, как на финише марафонской дистанции. Не стоило, наверное, хвататься за первую возможность заработка… Кроме всего прочего, мысли упорно возвращались к детям. Эти свидания… они сведут ее с ума или доведут до инфаркта! Ожидание в машине у школы, встречи в присутствии соглядатая из соцслужбы, миссис Пэтель, – все это было унизительно само по себе, но смятение, разочарование и горе малышей буквально разрывали ей сердце. Шавонна все больше злится. Половину последней встречи она вообще не открыла рта – так и сидела, скрестив руки на груди и испепеляя Джаду гневным взглядом.
Кевон же все льнул к маме и забрасывал бесконечными вопросами, которые беспокоили ее еще больше.
– А знаешь что? – то и дело спрашивал он.
– Что, дорогой?
Не придумав продолжения, малыш часто-часто моргал, корчил рожицы и ерзал на месте.
– А знаешь что? – снова вопрошал он и пускался в дословный пересказ мультфильма, увиденного вчера по телевизору, или в столь же точное описание скандала между Клинтоном и Тоней. Лишь бы хоть чем-нибудь привлечь мамино внимание: – А папа и говорит: «По горло сыт готовыми пиццами и сосисками! Видеть больше эту гадость не могу». А Тоня и говорит: «Я тебе что, целый день у плиты торчать должна?»
– А знаешь что? – раздавалось секунду спустя. – Знаешь что? Она даже «Джеди-Найтс» не знает! Ни одного из них не знает! Сама сказала, что знает, а сама вовсе и не знает!
Сердце Джады обливалось кровью и от его неожиданных вопросов:
– Мамочка, а где моя пижамка? Ну, та, с рыбками и такими малю-усенькими лодочками? Мамочка, а почему ты мне больше кровать не стелешь? Простынки мятые, мне спать плохо!
Он не умолкал ни на минуту и все висел на маме, пока она нянчилась с Шерили, а Шавонна не открывала рта и упорно отводила от Джады взгляд. Лишь глаза миссис Пэтель, сидевшей в сторонке с неизменно грустным лицом (то ли от личных горестей, то ли от печали за всех разлученных с матерями детей), отражали боль Джады.
И все-таки тяжелее всего давались Джаде не сами два часа свидания, а обратный путь к своему бывшему дому. Шерили заходилась в крике еще до поворота на улицу Вязов; Кевон захлебывался словами и слезами… В эти моменты Джада была благодарна миссис Пэтель, которая молча забирала рыдающую малышку и несла в дом, уводя с собой и Кевона. Только оставшись наедине с матерью, Шавонна поднимала на нее глаза.
– Возвращайся, – сказала она в прошлый раз. – Когда ты вернешься?
– Не могу. Ваш папа не разрешает, – ответила тогда Джада, хотя не однажды клялась себе, что не станет чернить Клинтона в глазах детей. – Понимаешь, солнышко? Папа не хочет, чтобы я вернулась.
А потом, когда и Шавонна скрылась в доме, и миссис Пэтель, попрощавшись, ушла, Джада долго плакала в пустом темном салоне «Вольво». От того, что она сказала правду, дочери легче не стало. Боже, как страдают ее дети! За что, господи? В чем ее ошибка? Где она совершила промах? Отчего вся жизнь пошла наперекосяк? Силы ей не занимать, работы она никогда не боялась, против закона не шла. И что хорошего это дало ей? А Мишель и Энджи? За что страдают они?..
Джаде вдруг стало абсолютно ясно, что она больше не может и не будет так жить. И еще она поняла, что их спасение в сплоченности. Необходимо объединиться и действовать сообща. Они должны помочь друг другу поквитаться за боль и страдания, сравнять счет – и вернуть себе все, что им принадлежит по праву. Разве она не имеет права воспитывать собственных детей? Разве дети не имеют права жить с мамой? Джада смотрела на клавиши аппарата, пока цифры не заплясали перед ее глазами. Может быть, та шутка о киднепинге, которой она так напугала Мишель, была не совсем шуткой?..
118 
