«Прощай», — эхом отозвалось в голове.
Сгорбившись, пытаясь удержать боль внутри себя, она попятилась в холл. Склонясь над клочком бумаги, она тихонько заплакала. Внутренний голос подталкивал ее. Лили выскользнула из дома.
* * *
Он проснулся от яркого солнечного света. Она ушла?!
Артемас сел, недоуменно глядя на пустое место рядом. Прислушался, пытаясь уловить хоть какой-нибудь звук в доме. Тишина.
Он натянул джинсы и, надев кроссовки, быстро осмотрел комнаты наверху и внизу, потом выскочил наружу и побежал к амбару. На сеновале ее не оказалось. Он уже все понял, но не хотел этому верить.
Он с трудом выбрался из амбара и, стоя на пастбище, окидывал вялым взглядом спокойное утро. Пели птицы, жужжали цикады. Нет, отыскать ее невозможно. Он должен сказать… Что? Что он мог бы изменить свою жизнь? Или мог бы по крайней мере посещать ее в колледже и спать с ней — втайне — вот и все, что он мог?! Боже!
Он обхватил голову руками. Гнев и печаль, которыми она расшатала прошедшую ночь, вмиг вернулись, но омраченные еще большим горем, чем прежде.
Сникнув, он отправился в дом. На кухне он заметил клочок бумаги, лежащий посреди стола. Рядом, аккуратно сложенная, лежала его рубашка. Он весь похолодел от внезапного предчувствия.
«Я не вернусь, пока ты не уедешь. Ты не сможешь найти меня. Прощание станет мучением для нас обоих».
Он, шатаясь, снова вышел из дома, держа в кулаке смятую записку. Повернувшись, оглядел лес. Она была там и смотрела на него; он чувствовал это.
— Я люблю тебя, Лили! — закричал он во все горло, запрокинув голову.
Ничто не пошевелилось, никто не отозвался,
Лили прислонилась к одному из высоких лавровых деревьев в роще и мучительно вздрагивала, издавая слабые хныкающие звуки. Завеса из темно-зеленых листьев позволила ей только мельком увидеть его в последний раз, когда он вышел из дома. Он стоял у машины, печально оглядывая холмы.
Когда он сел в машину, ее ноги подкосились, и она, закрыв глаза, опустилась на землю. Рокот двигателя машины болью отозвался в ней. Когда же он скрылся из виду, она громко сказала:
— Я тоже тебя люблю.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Семья — это все. Она определяет тебя — тепло твоей души, очарование твоей улыбки, не только цвет твоих глаз, но и то, как они смотрят на мир. Ты ограничен королевством, и, добавляя свое звено к цепи, ты крепнешь или слабеешь, осуществляя то, на что благословлен или обречен. Вот где проявляются качества, которые принадлежат одному тебе, кусочек твоей самобытности, хороший или плохой, который ты передаешь своим детям, частица, которая будет всегда отличать тебя от всех тех, кто носит твое имя, в ком течет твоя кровь и с кем тебя объединяет прошлое.
Глава 15
Почти двадцать лет прошло с тех пор, как Артемас Коулбрук приезжал в дом к тете Мод вместе с Лили. Почти двадцать лет с тех пор, как оставил Лили с разбитым сердцем. Мод не упустила возможности снова обратить внимание на этого мужчину. После трагедии он был много опаснее для Лили, гораздо опаснее, чем когда бы то ни было.
Сидя в темной комнате у телевизора, Мод и ее сестры прислушивались к осторожным движениям Лили наверху.
— Что за ерунда, — прошептала Большая Сис, указывая пальцем на экран. — Если бы Лили знала, что мы смотрим, ей стало бы плохо.
— Лили уже плохо, — возразила Мод. — Она совсем обезумела от горя и страха. Сейчас, вероятнее всего, она снова разговаривает с каким-нибудь плюшевым медведем, жалуясь, как сильно она скучает без маленького Стива и Ричарда. Надо разузнать все, что говорят о ней и Коулбруке; так мы поможем ей избежать больших неприятностей.
Маленькая Сис взяла пульт дистанционного управления.
— А если она спустится сюда, можно просто переключить канал.
Мод кивнула. Они обменялись понимающими, взглядами, мудрые и заботливые, словно совы у разоренного гнезда.
Журналистка с микрофоном в руках и серьезным выражением на лице, словно вела деловой репортаж, с такой интонацией, будто сообщала какую-то сенсацию, продолжила:
— Восьмидесятые и начало девяностых годов были невероятным успехом шестерых братьев и сестер Коулбрук. Они воздвигли империю индустриальной керамики. Предопределены ли были их страдания за удачу? Или просто это еще одно испытание на верность Коулбруку?
Камера перенеслась к зданию офисов Коулбрука.