5 
— Я знаю, что вы поймете меня, папенька. Я очень хочу увидеть Стрекозу. Я с таким интересом читала все, что вы о ней мне писали! Прошел целый год, и я должна посмотреть, какой она стала.
— Безусловно, — сказал граф. — И если мы не можем уехать надолго, то ускользнем в деревню в субботу вечером и останемся там до понедельника.
У Оделлы загорелись глаза, а графиня пожала плечами:
— Конечно, дражайший Артур, мы выедем за город, если вы так хотите. Но на субботний вечер назначен один из самых блестящих балов, и я уже получила приглашение для Оделлы.
Она сделала паузу и положила ладонь ему на запястье.
— Впрочем, дорогой, все будет в точности так, как вы пожелаете, и мы уедем в Шэлфорд, несмотря на то, что это вызовет определенные сложности.
И хотя тон ее был вполне искренним, Оделла прекрасно понимала, что мачеха сделает все, чтобы этому помешать.
Оделла была достаточно умна, чтобы не сказать об этом вслух, но по тому, как быстро отец сменил тему разговора, она догадалась, что он понимает это не хуже ее.
До конца обеда они говорили о другом, а когда вышли из столовой, граф велел дворецкому подать бренди к себе в кабинет.
— Я знаю, дорогой, — сказала графиня, — вы хотели бы побыть с Оделлой наедине. Поэтому я попросила двух своих друзей присоединиться ко мне после обеда.
Граф, казалось, был удивлен, но сказал только:
— Весьма деликатно с вашей стороны, моя дорогая. Мне действительно нужно серьезно поговорить с Оделлой.
— Я всегда стараюсь делать то, что вам нравится, — сказала графиня и поцеловала его в щеку.
Оделла пошла с отцом по коридору к его кабинету.
Она слышала, как мачеха резво побежала по лестнице наверх, в гостиную, и подумала, что это выглядит так, словно графиня хочет поскорее от них избавиться.
Впрочем, эта мысль мелькнула и сразу забылась.
Вступив в кабинет отца, Оделла с облегчением увидела, что хотя бы эта комната осталась прежней.
Тот же потертый красный кожаный диван, те же кресла.
Тот же заваленный бумагами большой письменный стол.
Те же картины с изображением лошадей и собак, которые она так любила разглядывать в детстве.
В загородном кабинете ее отца их было еще больше, и Оделла подумала, что он чувствует себя дома только когда его окружают эти картины.
— Как я рада снова увидеть вас, папенька! — воскликнула Оделла. — Я так тосковала без вас, и этот год показался мне таким долгим!
Она порывисто обвила его шею руками и поцеловала.
— Я хотел, чтобы ты приехала на каникулы, — сказал граф, — но твоя мачеха решила, что это плохо отразится на твоей усидчивости и потом помешает занятиям.
Оделла знала, что мачеха просто хотела, чтобы она не путалась под ногами, но ответила лишь:
— Теперь это уже позади, и я надеюсь, папенька, вы будете довольны» что я многому научилась.
— Ты вернулась, — сказал граф, — и сейчас только это имеет значение.
Он опустился на диван и, когда Оделла села рядом, обнял ее.
— Мне многое нужно сказать тебе, — проговорил он.
— О чем? — спросила Оделла. Она с удивлением заметила, что отец как-то замялся, и вдруг он сказал неожиданно:
— Ты помнишь бабушку?
— Вы имеете в виду мамину маму?
— Да.
— Конечно, я ее помню, — кивнула Оделла. — Но она умерла, когда мне было десять.
— Да, я знаю, — сказал граф. — Но тебя она любила особенно, потому что ты очень похожа на мать.
— Я помню, она говорила, — сказала Оделла. — И у нее была миниатюра с моим портретом, которая потом висела в будуаре у мамы.
Сказав это, Оделла невольно подумала — что с ней стало теперь?
Граф сказал, словно она спросила об этом вслух:
— Сейчас она лежит у меня в столе, и когда я сравниваю ее с портретом твоей матери в этом же возрасте, то с трудом нахожу различия.
— Я счастлива, что похожа на маму, — с легким вздохом сказала Оделла.
Она хотела добавить: и благодарна судьбе, что не похожа на мачеху, но промолчала.
Ее мать была белокурой.
Каштановые волосы новой графини, если присмотреться, отливали рыжеватым блеском, и Оделла подозревала, что это не их естественный цвет.
Тем не менее мачехе нельзя было отказать в красоте.
И все же в ее красоте было что-то легковесное, неглубокое — что никак нельзя было сказать о красоте матери Оделлы.
— Я всегда думал, — сказал неожиданно граф, — что твоя мать была самой красивой женщиной из всех, что я встречал в своей жизни. Но я полюбил ее не только за это.
5 
