Особенно,... 
30 
Келли покорно замолчала и обняла мужа за плечи, прижавшись к мускулистой груди.
— Не стану предлагать тебе вино, — расположившись на траве, пошутил Александрос.
Келли благодарно улыбнулась. Темные очки снова скрывали ее взгляд.
Они выбрали место на холме, под пышной листвой деревьев, перед ними открывался вид на старинный монастырь. Келли любовалась окрестностями, прикладывая ладошку козырьком над глазами — солнце нещадно палило в этот день.
— О чем ты сейчас думаешь? — неожиданно нежно спросил жену Александрос.
По тому, как раскраснелась Келли, можно было догадаться, о чем.
— Да так… — пожала она плечами.
— И все-таки, — настаивал Александрос. — Удиви меня.
— Это мне следует удивляться, — возразила девушка. — Ты такой… одержимый. Мне вспоминается, как много лет назад ты сказал, что в тебе наверняка заложен инстинкт убийцы. Тогда я посмеялась и не придала этому особого значения. Теперь же понимаю, что ты имел в виду. Ты ни перед чем не остановишься.
— Не одобряешь? — спросил Александрос, прищурившись.
— Да, не одобряю. Но только для того, чтобы не завидовать, — совершенно серьезно ответила Келли.
— Давай теперь поговорим о тебе, Келли. О твоей работе, о твоих достижениях…
— Фирма, каких много. Особыми достижениями похвастаться не могу. Стараюсь держаться на плаву, о сверхуспехе даже не мечтаю. Это не мое. Не представляю себя думающей о делах двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Конечно, будучи владелицей фирмы, мне приходится работать больше, чем рядовому клерку, но я не сосредоточена на бизнесе до той степени, что люди твоего круга.
— Мне кажется невероятным, что человек с такой ранимой душой еще не прогорел. Как ты это объяснишь?
— Ты прав, я очень опаслива. Оттого и не заключаю рискованных сделок, избегаю сотрудничать с людьми, с которыми чувствую себя неуютно… И очень рачительно отношусь к финансовой документации. Стараюсь все держать под контролем. Полагаю, моя паранойя играет мне на руку. Но опять-таки очень ограниченно. Я не умею рисковать, хотя часто сознаю, что упускаю крупный шанс. Успокаивает лишь то, что мои клиенты такие же осторожные люди, как и я. Должно быть, их полностью устраивает мой метод работы, поэтому я не остаюсь без средств к существованию. Не все могут поставить на карту свое спокойствие и благополучие ради призрачной птицы счастья.
— Какая трогательная философия, — насмешливо отозвался Александрос. — А как развлекаешься?
— Как все. Друзья, вечеринки, кино, телевизор, книги, музыка, театры, музеи… Ничего оригинального, — откровенно призналась Келли.
— И ради этого убогого существования ты продала акции семейного предприятия? — грубо возмутился Александрос.
— Как ты смеешь? — обиженно воскликнула она. — То, что я не ставлю свою жизнь на рулетку, вовсе не означает, что я влачу убогое существование! Я умею радоваться простым вещам, в то время как ты и тебе подобные давно уже пресытились вседозволенностью и не знаете, на что спустить свои миллионы. Я горжусь своей жизнью и не желаю другой!
— Ой-ой! Кажется, я кого-то обидел! — Александрос рассмеялся.
— Я считаю, что у меня достойная жизнь, и она мне нравится. Это очень важно для меня. Потому что после гибели родителей долгое время мне вообще не хотелось жить. Я не знала, кто я и что я. И если я и совершила в ту пору ошибку, продав акции семейной компании, то только для того, чтобы не совершить большую ошибку… — Девушка вновь расплакалась.
— Келли… — примирительно произнес Александрос, пожалев о своей грубости.
— Я считаю, что искупила эту ошибку тем, что обеспечила дядю Алексея твоими инвестициями, хотя и не желаю, чтобы ты припоминал мне это. Я считаю это полноценным вкладом в восстановление фамильного бизнеса. И это не имеет никакого отношения к нашему с тобой разногласию.
— Забавно, — отозвался Александрос. — Я-то думал, что как раз имеет.
— То, что тебе кажется таким забавным, — это моя жизнь, Корос. Самая моя чудовищная ошибка в том, что я позволила тебе распоряжаться моей судьбой. Мне невыносимо думать об этом.
Так называемый медовый месяц приобретал совершенно абсурдные черты. Келли и Александрос то сталкивались во взаимных упреках, то таяли в объятиях друг друга. При очевидной физической совместимости нормального общения у них не получалось.
30 
