33 
Было бы глупо, если б она ушла сейчас, поэтому Энджел подошла к холодильнику и стала доставать бутылку, стараясь не обращать внимания, как колотится ее пульс. Не хотелось думать, что он может заметить, как сильно она желает его.
Краем глаза она видела, что Лео в футболке и джинсах. Энджел тайком взглянула на него. Наверное, он допоздна работал в кабинете после того, как приехал домой. Она заметила круги усталости у него под глазами и забеспокоилась. Но потом что-то еще привлекло ее взгляд. Она помимо воли придвинулась ближе, прижимая бутылку к груди.
– Ореховое масло и джем?
Лео кивнул и дожевал бутерброд. Должно быть, Энджел выглядела удивленной, потому что он вытер рот салфеткой и спросил:
– А что?
Энджел покачала головой и подошла к табуретке напротив Лео, бессознательно прислонившись к ней.
– Я просто… я не ожидала… – запинаясь, забормотала она, чувствуя себя полной дурой. Но было что-то настолько обезоруживающее в этом Лео, который сейчас сидел перед ней, что сердце ее перевернулось. Не сознавая, что делает, она села на табурет напротив.
– Хочешь? – предложил он, дернув уголком рта.
Энджел покачала головой, слегка ошеломленная. Лео стал накрывать банки крышками.
– Моя бабушка приучила меня к этому. Она говорила, что ореховое масло и джем – единственное, что делает жизнь в Штатах сносной. По ночам мы, бывало, прокрадывались на кухню, она делала бутерброды и рассказывала мне о Греции.
Энджел почувствовала странную тянущую боль в груди.
– Судя по всему, она была чудесной женщиной.
– Да. И сильной. Она родила своего младшего сына, когда они были на корабле, на пути из Греции. Оба чуть не умерли.
Энджел не знала, что сказать. Боль усилилась. Она начала неуверенно:
– Я тоже была близка со своей бабушкой. Но она не жила с нами. Они с отцом не ладили, и она только навещала нас время от времени. Но когда Делфи и Дэмия подросли, мы ездили к ней так часто, как только могли. Она рассказывала нам все о растениях, травах, учила готовить традиционные греческие блюда – все то, чем Ирини, моя мачеха, не интересовалась.
Лео нахмурился:
– Дэмия?
– Дэмия была нашей сестрой. Близнец Делфи. – Знакомая боль пронзила Энджел.
– Была?
Она кивнула:
– Дэмия погибла, когда ей было пятнадцать, в автомобильной аварии, на одной из дорог, спускающихся к Афинам с гор. – Энджел поморщилась. – Она была немного необузданной, переживала период бунтарства. И меня не было здесь, чтобы… – Энджел смолкла. Зачем она рассказывает все это? Едва ли Лео будет интересна история ее жизни. Тем не менее он спросил:
– А почему тебя не было?
Энджел бросила на него быстрый взгляд. Он казался искренне заинтересованным, и было почему-то очень легко вот так с ним разговаривать. Она решила довериться этому чувству.
– Отец отправил меня в пансион на западе Ирландии, где я прожила с двенадцати лет до окончания школы, чтобы могла познакомиться с ирландской половиной своего наследия и видеться с матерью. – Энджел, разумеется, промолчала о том, что отцу в первую очередь хотелось убрать ее с глаз долой. Она на секунду опустила взгляд, ковыряя этикетку на бутылке. – Тяжелее всего было оставить девочек и бабушку. Она умерла в мой первый семестр там. Было слишком далеко, чтобы приехать домой на похороны.
Энджел снова подняла глаза и прогнала прочь эмоции, грозившие нахлынуть на нее, когда вспомнила, как ей не разрешили приехать и на похороны Дэмии.
Лео помолчал, потом тихо поинтересовался:
– А почему твоя мать ушла?
Энджел тут же ощетинилась. Она ни с кем не говорила о матери. Даже с Делфи. Она испытывала так много противоречивых эмоций, но Лео не был назойливым. Не выспрашивал. Они просто вели странную ночную беседу. Поэтому, сделав глубокий вдох, Энджел ответила ему:
– Она ушла, когда мне было два года. Она была красавицей моделью из Дублина, и, думаю, жизнь с греком, семья, правила – все это оказалось не по ней.
– А разве она не взяла тебя с собой?
Энджел покачала головой:
– Нет. Полагаю, маленький ребенок, необходимость заботиться о нем – это было тоже не для нее. Она уехала домой и вернулась к своей гламурной жизни. Я видела ее пару раз, когда была в школе в Ирландии… но и только.
Это звучало так жалостливо теперь. Собственная мать сочла ее недостойной того, чтобы жить с ней.
Лео, похоже неудовлетворенный этим, поинтересовался:
33 
