47 
— В тюрьме, — коротко ответил Буравин.
* * *
Следователь сидел в своем кабинете и листал папку с документами. Марукин сидел рядом и подобострастно смотрел на него:
— Григорий Тимофеевич, а зачем к вам этот столичный писатель приходил? Андрей… не помню, как фамилия.
— Москвин. Видишь ли, он ученик того самого Сомова — ученого, который в 1999 году приезжал в наши края с экспедицией. И пропал без вести, — не отрываясь от папки, рассказывал следователь.
— А Москвин-то чего вдруг к нам пожаловал? — спросил Марукин.
— Интересуется судьбой учителя. Переживает, — пояснил следователь.
Марукин покачал головой:
— Странно. Столько лет интереса не проявлял, и вдруг — на тебе, нарисовался.
— Не нарисовался, а откликнулся на мой запрос. Приехал помочь в расследовании, — возразил следователь.
— Кстати, о расследовании. Я сегодня собираюсь проводить повторный допрос Родя. Какие будут пожелания? — переменил тему Марукин.
— Никаких. Потому что сегодня Родя буду допрашивать я, — отрезал следователь.
На допросе следователь не тянул резину:
— Ну так что, гражданин Родь? Идем на чистосердечное признание или уходим в глухой отказ? — сразу спросил он.
Смотритель хитро сощурился:
— Да я не против чистосердечного. Если, конечно, вы меня убедите, что это необходимо.
— Значит, так. Против тебя — факты. Во-первых: в 1999 году в районе твоего маяка без вести пропал известный ученый Игорь Сомов, — начал следователь.
Смотритель хмыкнул:
— Да? Прямо у маяка? Ну надо же! Ну, это ж разве факт? Это так — фактик. Для чистосердечной исповеди нужны основания посерьезней.
— Знаешь что? Когда у меня на руках будут такие «фактики», никакое чистосердечное тебе уже не поможет, — отрезал следователь.
Смотритель махнул рукой:
— Ну ладно, уболтал. Давай бумагу, напишу.
Следователь недоверчиво взглянул на смотрителя, но бумагу дал. Смотритель начал писать, следователь за ним наблюдал:
— Ты пиши, пиши. Чем больше подробностей, тем лучше. Чистосердечное признание смягчает вину… Хотя… совокупной вины на тебе столько, что… Ладно, пиши.
Смотритель огрызнулся:
— А я и пишу. И ведь действительно: чем больше пишу, тем легче на душе становится!
Смотритель продолжал увлеченно что-то писать. Следователь постепенно закипал:
— Что ты там пишешь так долго?
— Так ты ж сказал, чем больше подробностей — тем лучше. Вот я и описываю все в деталях.
Следователь потянулся к бумаге:
— Дай-ка я посмотрю, что ты написал.
— Э, нет. Сначала ты меня уговаривал, а я не хотел. А раз уговорил, так теперь и не останавливай. Не наступай на горло моей песне.
Следователь едва сдержался:
— Вот уж не знал, что тебя охватит такое вдохновение!
— Э, да ты еще не знаешь всех моих творческих способностей! — ехидно сказал смотритель.
Терпение следователя иссякло:
— Ну, все, давай сюда свою писанину! Смотритель отдал следователю свой листок. Тот начал читать:
— «На первое дело я пошел в малолетстве — 5 лет мне было. Обнес яблоню в соседском саду. Поступок мой раскрылся, и отец меня выпорол. Но уже через неделю я пошел на второе дело». Что это? Что за бред? Смотритель молчал и загадочно улыбался. Следователь нервно читал дальше:
— «Теперь мы обносили не яблоню, а сливу. И был я уже не один, а с подельником — Сашкой Невеличко. Этот наш поступок так и остался тайным. И с тех пор мне все стало сходить с рук». — Ты что, издеваешься надо мной? Дальше — то же самое?
Следователь перевернул листок, бегло читая его с другой стороны. В ярости разорвал его на мелкие клочки. У смотрителя глаза сияли от восторга:
— Начальник, ты же хотел как можно больше подробностей! Что тебе не нравится?
Следователь в ярости бросил разорванный на мелкие кусочки листок с признанием смотрителя в угол камеры:
— Ну все, Родь. Игры закончились. Даю тебе слово чести: ты ответишь за все свои поступки! Я тебя посажу — всерьез и надолго.
— Только ты сначала доказательства собери, а уж потом грозись! Я тебе не лох, чтобы на такую туфту попадаться, — зло бросил смотритель.
Следователь покинул камеру. В дверях он обернулся и грозно повторил:
— Повторяю: всерьез и надолго.
* * *
Маша и Алеша шли, взявшись за руки, по вечернему парку.
— Маш, смотри, почки набухли… — Леша с радостью разглядывал ветки деревьев.
— Скоро совсем тепло будет, — вторила ему Маша.
47 
