Косте давно не было так плохо.
* * *
— У меня радостная новость, Риммочка! — прямо с порога сообщила Таисия. — Катя, кажется, одумалась и решила отказаться от Алексея.
— Что ж» поздравляю, ты добилась, чего хотела.
— Я хотела счастья для своей дочери. Но ты бы знала, какой кровью мне удалось ее переубедить.
— А это твердое решение? Она уже не сомневается? — спросила Римма.
— Кажется, теперь у нее нет выбора, — но Таисия хотела поделиться и другими новостями. — Знаешь, я ведь встречалась с Полиной.
— С Полиной? Зачем?!
— Чтобы она сама рассказала своему сыну о решении Кати.
— Мне кажется, это жестоко, — не одобрила Таисию Римма.
— Нет, Римма. Она сама виновата и теперь пожинает плоды своих поступков.
— Извини, но я думаю, что тут ты перегибаешь палку. Я согласна, что и Виктор, и Полина хотели этой свадьбы. Но считать, что ими руководило лишь желание почаще видеться, по-моему, глупо.
— Но это так! Если ты мне не веришь, то я докажу.
— Как?! У тебя есть доказательства? — заинтересовалась Римма.
— Нет, мой способ проще. Ну-ка, раскинь мне карты на пиковую даму!
Римма стала торопливо раскладывать карты.
— А, что я говорила?! Видишь, вот этот бубновый валет рядом с ней?! Это — Буравин!
— Но Буравин не может быть валетом. Валет — это молодой мужчина, — возразила Римма.
— Ерунда! Виктор выглядит очень молодо, а значит, он и есть валет.
Римма с трудом удержалась от возражений.
— Так, что там у нас дальше? — увлеченная картами, спросила Таисия. — Бубновая дама — Катюша, я — червовая. Вот этот туз — Самойлов, шестерка — Костя. Ничего не забыла?
— А Алексей? — робко напомнила Римма.
— Он уже выпал из колоды, — жестко сказала Таисия. — В общем, все понятно! Вот только одно меня смущает… Почему это Катина дама лежит так близко к буравинскому валету и так далеко от моей червовой дамы?! Ну ничего, сейчас я это выясню! До встречи, подруга!
Римме все это не понравилось!
* * *
Найдя дочку дома безучастно сидящей на диване, Буравин сразу же накинулся на нее:
— Ну спасибо тебе, доченька! Давно уже мне не приходилось испытывать такого унижения. Может быть, ты мне все-таки объяснишь, что происходит между тобой и Костей?
— Нет! Я не собираюсь ничего объяснять.
— То есть ты считаешь, что все это в порядке вещей! Ты думаешь, пообещав выйти замуж за Алешу, ты имеешь право развлекаться с его братом? Да ты знаешь, как все это называется?
— Как? Ну, скажи, как это называется! — Катя залилась слезами. — Ты ведь считаешь, что вправе судить меня! Ведь нападать на человека гораздо легче, чем попытаться понять!
— Чтобы тебя понять, я должен услышать объяснения, но ты отказываешься их давать, — сбросил обороты Буравин.
— Да, отказываюсь! Потому что ты уже решил для себя, что я виновата. Что бы я ни сказала, это уже не имеет значения. Ты все равно не услышишь моих объяснений, — логика у Кати была железной.
— А вот и нет! Я обещаю тебя выслушать! — искренне пообещал ей отец.
Катя отвернулась.
— Ну что же ты молчишь? — обратился к ней Буравин. — Я готов тебя выслушать. И постараюсь понять.
— Папа, я боюсь Алеши! — начала Катя.
— Боишься?! — не понял Буравин.
— Да! Если бы ты видел, папочка, какое у него было злое лицо тогда, в больнице.
— Катя, но мы же говорили с тобой об этом. Он ведь узнал тогда, что не сможет ходить. А потом он едва не покончил с собой.
— Нет, мне показалось, что там было что-то другое. Он как будто бы хотел меня упрекнуть в том, что я раньше встречалась с Костей.
— Он сказал тебе это?
— Нет, я же говорю, мне так показалось.
— И поэтому ты решила развлечься с Костей?
— Я не развлекалась! — закричала Катя. — Ты неправильно понял эти фотографии.
— А как же их еще прикажешь понимать? — развел руками Буравин.
— Я лишь хотела встретиться с Костей и выяснить, права ли я относительно Алеши.
— На яхте?! А потом вдвоем в пустой квартире?! — засомневался отец.
— Яхта — это его идея. Папа, между нами ничего не было. Поверь!
— Ну хорошо! — отец, в общем-то, верил дочери, — И что же ты узнала у Кости?
— Папа, я и его тоже боюсь!
— Он что, к тебе приставал?! — Буравин сжал кулаки.
— Нет, но когда мы вышли из квартиры и я сказала, что забыла телефон, он стал кричать на меня, будто бы я нарочно это сделала.
— Ничего не понимаю!