Особенно,... 
33 
— И что ты теперь собираешься делать? — Зося вопросительно смотрела на подругу.
— Я не собираюсь всю жизнь изображать из себя жертвенного ягненка, как тетя Полина! Я добьюсь своего! Несмотря ни на что! — И Катины глаза сверкнули странным огнем.
— Ты собираешься вернуть себе Лешу? — изумилась Зося.
— Да. Я буду бороться за свое счастье! Мне нужен только он. И он будет моим! — И Катя решительно встала, всем своим видом показывая, что собирается идти к Леше немедленно. Зося не знала, что возразить, да и не собиралась этого делать: Катя всегда была вольна поступать так, как ей вздумается.
* * *
Жора и Толик брели по катакомбам, Жора шел впереди, освещая путь фонариком, а Толик — сзади, разматывая веревку. Устав, Жора остановился и, повернувшись к Толику, предупредил:
— Ты только не натягивай веревку сильно. А то оборвется, и мы отсюда никогда не выберемся.
— Да я не натягиваю. Ты лучше скажи, далеко еще? — угрюмо буркнул брат.
— Не знаю. Скорее всего, нет. — Но в голосе Жоры не было уверенности.
— Почему ты так решил? — спросил Толик брата.
— Когда отец уходил в катакомбы, чтобы положить деньги или еще что, я засекал время, — объяснил Жора.
— И что? — не понял Толик, который не отличался особой сообразительностью.
— Он отсутствовал не больше получаса. А значит, далеко не уходил, — втолковал ему Жора.
— Так мы уже гораздо дольше ходим, — заметил Толик.
— Мы идем медленно, потому что дороги не знаем. А он здесь и с закрытыми глазами может, — возразил ему брат.
— Ну да, может быть, — согласился Толик.
— К тому же неизвестно, в тот ли мы коридор свернули. Надо будет все обследовать. Пошли дальше.
Пока братья бродили по катакомбам, смотритель вернулся на маяк и зашел в подвал.
— Толян! Жорка! — крикнул он в пустоту. Не получив ответа, пошел дальше, злобно бормоча: — Куда они подевались, черти!
Неожиданно смотритель наткнулся на закрепленную веревку. Он машинально отвязал ее и стал сворачивать. Глядя на натянувшуюся веревку, смотритель сделал несколько шагов вперед и замер, осененный неожиданной догадкой.
— Ага! Никак, решили папашу обчистить! Ну погодите! — погрозил он кулаком темному входу в катакомбы и поспешил по веревке в темноту.
А у другого конца веревки стояли озадаченные Жора и Толик: веревка заканчивалась, а конца пути не предвиделось.
— У меня сейчас веревка кончится, — сказал Толик.
— Да? Хреново. А клада так и не видно, — мрачно хмыкнул Жора.
— И что теперь? Может, домой? — с надеждой спросил Толик, которому все это порядком поднадоело.
— Спятил, что ли? Какое домой? Надо найти, обязательно надо! Лично мне эти денежки позарез нужны, — остановил его Жора. — Я знаешь что подумал? Зря мы пошли в этот коридор.
— Почему? — устало спросил Толик.
— Надо было сразу идти на старое место. Отец, конечно, сказал, что перепрятал свой сундук. Но ведь мог и соврать. Просто пытался с толку сбить, — уверенно сказал брат.
— Ну хорошо. Пойдем посмотрим на старом месте, — кивнул Толик, и они вновь двинулись в путь.
Сматывая веревку, братья неожиданно лицом к лицу столкнулись с отцом. Трудно было передать словами их изумление. Оторопев, стояли они перед смотрителем, он же злобно играл желваками. Смотанную веревку он бросил на пол.
— Я хочу услышать от вас, сынки, что вы здесь делаете?! — вкрадчиво начал отец.
Толик и Жора мялись:
— Да мы… просто…
— Просто решили прогуляться. Получше изучить катакомбы.
Но смотритель не собирался долго их выслушивать.
— Ясно. За дурачка меня держите. Думаете, я не понял, зачем вы сюда поперлись? Ну что же… Хотели погулять — гуляйте!
С этими словами смотритель выхватил из рук Жоры фонарь и со всей силы бросил его об землю. Стекло брызнуло вокруг, разлетевшись на мелкие кусочки, и фонарь погас навсегда. Пытаясь защититься от летящих осколков, братья отвернулись на какое-то мгновение, но этого мига было достаточно: когда они повернулись, отца уже и след простыл. Толик и Жора бросились вперед, Толик крикнул во тьму:
— Папа!
Но они уже были одни в самом сердце катакомб, без фонаря, без спасительной веревки, без надежды найти выход.
Нервно теребя платок, Зинаида стояла в кабинете врача, боясь задать ему главный вопрос. Врач же, казалось, был настолько погружен в свои дела, что Зинаида не смела даже окликнуть его. Наконец он поднял глаза, и увидев перед собой взволнованную женщину, ободряюще кивнул ей:
33 
