Особенно,... 
40 
Лева наклонился к ней и шепотом тревожно спросил:
— Ты уверена, что все правильно предсказала?!
— Ах, вот в чем дело? Ты начал сомневаться? — сощурилась Римма.
— Да! Чем больше об этом думаю, тем больше мне кажется, что это несусветная чушь! Ты мне заморочила мозги, а я как дурак поверил! — сказал раздраженно Лева.
— Знаешь, что?! В конце концов, это я тут сижу, парюсь из-за этих бриллиантов, а не ты! — возмутилась Римма, но Лева только отмахнулся:
— Толку от того, что ты здесь сидишь?!
— Есть толк! — с горячностью ответила она. — Я уже придумала, как поточнее узнать у Маши, где бриллианты.
— Не прошло и года, — съязвил Лева. — И как же ты собираешься это сделать, интересно знать?
Увидишь, — многозначительно покачала головой Римма. Она осторожно оглянулась и, увидев, что конвоир не смотрит в их сторону, быстро вынула Машино письмо и протянула его Леве. Лева так же быстро машинально спрятал его и спросил шепотом:
— Что это?
— Передай это Леше Самойлову. От Маши, — тихо объяснила Римма.
Лева ответил одними губами:
— Хорошо.
Когда конвоир повернулся, чтобы сообщить об окончании свидания, Римма и Лева уже сидели как ни в чем не бывало и улыбались друг другу.
Маша бросилась к вернувшейся в камеру Римме:
— Передала письмо?
— Да, все в порядке. Так что не переживай, — успокоила та.
Маша тяжело вздохнула:
— Я все равно переживаю. Дело передают в суд. Скоро меня отсюда переведут.
— Серьезно? Так… надо подумать, что можно сделать… — задумчиво сказала Римма.
Маша удивленно взглянула на нее:
— А что тут думать?!
— Нельзя допустить, чтобы дело передавали в суд! Тебе же надо оправдываться! Давай все-таки узнаем, кто тебя подставил! — неожиданно предложила Римма, но Маша категорически отказалась:
— Никаких гипнозов!
— Да мы и без моих гипнозов обойдемся, у тебя самой есть дар, — заверила ее Римма. — Значит, так. Давай проведем с тобой один эксперимент.
— Какой? — недоверчиво спросила Маша.
— Мои знакомые потеряли одну ценную вещь. Давай я буду о ней думать, а ты скажешь, где она лежит, где она находится… — предложила хитрая Римма.
Маша с сомнением пожала плечами:
— Не знаю… Давайте попробуем, но вряд ли у меня получится…
А Римма была совершенно уверена:
— Получится! Ты, главное, сосредоточься и расслабься. Постарайся настроиться намою волну… Готова?
Сдавшись, Маша устало кивнула:
— Готова!
Маша и Римма внимательно посмотрели друг на друга. Началась невидимая совместная работа.
В голове Маши замелькали обрывочные и неясные образы. Постепенно они обрели четкость: Маша вспомнила, как она убирала на чердаке Сан Саныча.. Вот он ползает по полу, собирая, как он сказал, пуговицы… Сан Саныч, и снова он…
Избавляясь от наваждения, Маша тряхнула головой и грустно вздохнула, поворачиваясь к Римме:
— Нет, ничего не получается. В голове какая-то ерунда.
— Какая ерунда? О чем ты думала? — забеспокоилась Римма.
— Я просто так волнуюсь за Сан Саныча, у меня все мысли о нем… — сокрушенно отозвалась Маша.
Римма была раздосадована, но сделала вид, что все в порядке.
— Ничего. Попробуем в другой раз, — предложила она с деланной улыбкой.
Римма даже не подозревала, как близка она была в этот момент к своей цели.
Измученные Толик и Жора продолжали свой бесконечный путь по катакомбам. Из-за сырости было трудно дышать, а тьма давила все сильнее. Осознав всю тщетность попыток найти выход, Жора тоскливо произнес:
— Какие же мы идиоты, зачем мы сюда поперлись, да еще так глупо попались!
Толик мрачно отозвался:
— Чего теперь-то ныть? Сами виноваты.
— Да ты что, не понимаешь, что мы тут сдохнем?! Мы не найдем отсюда выхода! Никогда!!! — впал в истерику Жора.
Толик решительно тряхнул брата:
— Безвыходных ситуаций не бывает! Пошли! — и потащил его за собой.
Но усталость вскоре вновь дала о себе знать, и братья без сил сели на пол, привалившись к холодной стене. Пытаясь отдышаться, перепуганный Жора снова запричитал:
— Нет. Все, это безнадега. Ни жрачки, ничего. Пить хочется.
— Да. Папа нас таким образом наказал. Он прекрасно понял, что мы полезли за его сокровищами… — по голосу Толи было понятно, как он сожалеет об этом. Но Жора угрызений совести не испытывал, страх затмил все чувства.
— Не знаю, как тебе, а мне страшно! — огрызнулся он. — Отец наказал нас слишком жестоко, тебе не кажется?!
40 
