Особенно,... 
34 
Положив телефонную трубку, отец Василий почувствовал себя гораздо увереннее. Рогов умный и опытный человек, он найдет выход из этого положения. В конце концов, когда тебя прижимают к стенке, для защиты хороши любые способы. Отец Василий на любые был не способен, да и звонок Рогову был не жалобой, а просьбой дать совет. Вот начальнику милиции отец Василий звонить бы не стал – это было бы чистейшей воды жалобой, а с пенсионером Роговым они все же были друзья.
* * *
Утренняя служба уже заканчивалась, когда в храме появился участковый. Приглядевшись внимательно к облику Белоусова, отец Василий с облегчением понял, что все изменилось, причем очень сильно. Значит, справедливость и здравый смысл все же восторжествовали. Лейтенант выглядел уже не таким самоуверенным и деловым, как, например, вчера. Был он озабочен, но озабочен как-то понуро. По крайней мере, по его виду можно было предположить, что настоятеля храма он арестовывать не собирается. Значит, вскрылось что-то такое, что добавило участковому забот. Наверняка в РУВД его познакомили с результатами экспертиз, и рабочие версии оказались гораздо серьезнее, чем домыслы молодого милиционера, решил священник.
Отец Василий сам подошел к Белоусову, стараясь вести себя сдержанно, без особой любезности. Так себя вести отец Василий намеревался не из чувства ложной гордости, а только для того, чтобы лейтенант понял, что нельзя обвинять людей вот так запросто, по своей прихоти и без подтверждения фактами.
– Вы ко мне, Павел Борисович? – спросил священник, хотя с языка готов был сорваться вопрос о том, не собирается ли участковый замаливать грехи.
– Да, – с хмурым видом кивнул Белоусов, – к вам. Мы можем где-нибудь поговорить наедине, без лишних ушей? Какой-нибудь кабинет у вас тут есть?
Это было хорошим знаком. Если Белоусов сам пришел, а не вызвал к себе, значит, что-то все же изменилось. Отец Василий проводил участкового в свой кабинет – небольшую комнату справа от входа, где хранилась вся документация и работала приходящая женщина-бухгалтер. Белоусов не стал тянуть резину и, как только они со священником вошли в комнату, сразу стал извиняться.
– Извините, отец Василий, меня за мою некоторую самонадеянность, – начал он, стараясь не глядеть собеседнику в глаза. – Признаю, что я был не прав в своих подозрениях относительно вас.
– Не надо, Павел Борисович, – прервал отец Василий молодого человека, не желая его мучить и видя, что тот и так перешагивает через собственное самолюбие. – Не надо извиняться. Ошиблись, и ничего страшного. Но вы пришли не только за этим?
– Пришел я… – участковый несколько замялся. – Одним словом, меня в Управлении убедили не только в вашей невиновности, но и в том, что я могу рассчитывать на вашу помощь. В какой-то мере. Оказывается, у вас высокие покровители в лице начальника Управления. С его подачи вам именные часы вручали в прошлом году.
– Что вы, какие покровители, – отмахнулся отец Василий. – Просто ваше руководство и кое-кто еще хорошо разбираются в людях, потому что имеют значительный жизненный и профессиональный опыт. Так что же все-таки случилось?
– То, что случилось, вам хорошо известно, – ответил Белоусов уже менее скованно и по-деловому. – Вы ведь с Матюшиным не так давно, оказывается, пытались уговорить сдаться вооруженных бандитов.
– И что же? – спросил отец Василий, и на душе у него стало очень нехорошо от предчувствия.
– Я потрясен вашим поступком, – очень искренне получилось у молодого лейтенанта. – Вот так открыто встать перед загнанными в угол зэками, под дулами автоматов, и уговаривать их сдаться. Вы в самом деле рассчитывали, что они вас послушают?
– Вот как раз об этом я вам вчера, Павел Борисович, и говорил, когда заявлял, что вы не знаете священников. Знал, что не послушают, знал, что стрелять будут, но попробовать сделать все, что от меня зависело, я должен был. Речь-то ведь шла о человеческих жизнях.
– Человеческих, – поморщился участковый. – Это не люди, а отбросы общества, к тому же еще и социально опасные.
– Это для вас они такие, а перед богом, которому я совершенно искренне служу, они такие же люди, только на них греха больше. Но и они достойны любви и прощения. Не с точки зрения закона, конечно. Вера предполагает любовь и всепрощение ко всем.
– Всепрощение? – удивился Белоусов. – Но вы ведь не простили в прошлом году тех, кто напал на Дарью Кузнецову, кто хотел ее изнасиловать и убить. Вы их задержали, причем с применением не молитвы и креста, а грубой физической силы.
34 
