Особенно,... 
37 
Участкового передернуло от этого, но он воздержался от комментариев.
– Если бы Фистенко не заподозрил чего-то, то преступники бы так и ушли, – продолжал размышлять вслух священник. – Может, Чичер специально вел своих дружков в Верхнеленское, чтобы отсидеться у Гусева? Может, он же его и убил.
– Смысл? Гусев для него – возможность тихо и надежно отсидеться в тепле и сытым, а не мотаться по тайге, рискуя каждый миг нарваться на поисковые группы спецназовцев.
– А если Гусев отказал ему в помощи? – возразил отец Василий. – Или не отказал, но Чичер уже ушел из села, а перед уходом избавился от свидетеля?
– Рано ему еще уходить. Самый розыск пошел, когда выяснили, что один еще на свободе.
– Чичер хитер. Предугадать мысли с обычной точки зрения очень сложно, – стал рассуждать отец Василий и осекся, вспомнив кое-что недавнее. – Слушай, Паша. Я тут вспомнил, что тогда плел пьяный Гусев, когда к Дарье в дом рвался, а я его пытался увести. Помнишь?
– Ну?
– Он меня то корешем называл, то вертухаем, что-то про хозяина, кума и всякую дребедень. Я тогда не особенно придал значения тексту, точнее, почти не слушал его, потому что Гусев был до такой степени пьян, что стоял с трудом. Ты ведь представляешь, что в жизни часто и те, кто не сидел, пытаются иногда разговаривать на блатном жаргоне или использовать из него отдельные слова. Кто из желания стилизованно подурачиться, кто косит под бывшего зэка, а кто для того, чтобы вес своим словам придать. Да мало ли причин…
– Но Гусев же сидел, – напомнил Белоусов. – Он этих словечек в зоне и нахватался.
– А ты от него их часто в повседневной жизни слышал?
– Пожалуй… – участковый задумался на некоторое время, но потом согласился: – Пожалуй, совсем не слышал.
– Вот и я подумал об этом. А если он у Дарьи Чичера увидел, вспомнил его? А будучи в состоянии сильного опьянения, он и перешел на знакомый язык, на котором они там разговаривали. Да еще пытался к своему дружку прорваться, которого столько лет не видел.
– А еще всякие сплетни, что у Дарьи завелся таинственный любовник, который к ней похаживает, но его никто не видел, – стал развивать мысль Белоусов. – Может быть, этот хитрый Чичеров и есть тот самый неизвестный? Живет с бабой, она его кормит и поит. Так можно и год прятаться.
– Только вот Гусев, наверное, не вовремя узнал его, – предположил отец Василий. – Боюсь, что Чичер его и убил. Вот тебе и выстрел в меня ночью из ружья Гусева. Наверняка стрелял Чичер, украв ружье. Дело-то не сложное, если Гусев живет один, да еще постоянно пьяный.
– Вот вам и причины вредительства, отец Василий. Не мытьем, так катаньем вам плохо сделать. Выбрался ночью, краской все перемазал, в клубе нагадил.
– Нет, Паша, Чичеров такими мелочами заниматься не будет. Мелко все это для него. Не сомневаюсь, что все это хулиганство – дел рук Гусева, а подговаривал его Пашутин. Это точно не Чичеров. А его, кстати, надо ведь брать, а мы тут сидим с тобой и в логике упражняемся.
– Пойдете со мной? – с надеждой спросил Белоусов.
– Пойду, Паша, потому что здесь дело тонкое. Пойдешь один – вспугнешь его своей формой. Да и в лицо он тебя как участкового знает. Придется мне его на себя отвлечь, или как приманка сработать, а ты уж втихаря подбирайся к дому. Договорились?
Отец Василий и участковый надеялись, что Дарьи нет дома и она в это время будет на ферме. Обычно она уходила до петухов, к четырехчасовой дойке, потом возвращалась домой. Хозяйственными делами она занималась часов до десяти-одиннадцати, потом снова шла на ферму. К дому, где жила женщина, шли разными дорогами. Священник неторопливым шагом прямо по улице на виду у всего села, а Белоусов пробирался задними дворами, стараясь, чтобы его случайно не увидели из дома Дарьи. Для этого он даже снял свою роскошную фуражку.
Наконец в расчетное время отец Василий остановился у калитки дома Дарьи. Убедиться в том, что участковый уже поблизости, он не мог, поэтому приходилось действовать по заранее оговоренному плану. Священник приподнял проволочную петлю на калитке, распахнул створку и смело шагнул во двор. Куры спокойно бродили в своем загоне из металлической сетки, из приоткрытой воротины коровника несло ночным присохшим навозом. Отец Василий подумал, что не слышно дыхания или чавканья коровы, но вспомнил, что она в сельском стаде, которое по утрам уводит общественный пастух.
37 
