Лёгкий, ненавязчивый романчик 
60 
Рауль коснулся пальцами своей шеи, как раз того места, где был отпечаток, похожий на засос.
– То еще кино. Ракель закричала, полицейские бросились к нам. А Манэль, запаниковав, отшвырнул меня. В весовых категориях мы с ним находимся одинаковых, но в состоянии приступа силищи у него прибавляется в разы. Конечно, Манэль не специально толкнул меня на стеклянную дверцу, сервант просто оказался рядом…
Замолчав, Рауль опустил взгляд на пораненную руку. Осторожно разогнул и согнул, насколько позволяла повязка, пальцы. И грустно усмехнулся:
– Все произошло на глазах полицейских, и ничего другого нельзя было сделать, только взять Манэля силой и транспортировать его в госпиталь. Полицейские спросили, хочу ли я заявить на друга… Господи. Нет, конечно. Но все равно ситуация уже закончилась не так, как могла бы закончиться. И это мне причиняет боль. Я не виню Ракель. Она очень сильно испугалась и сделала то, что подсказывал инстинкт самосохранения.
– Но как после такого у нее еще возникло желание «невинно пошутить»! В голове не укладывается!
– Тут уже мне не стоило забываться. Ситуация выбила меня из колеи, потеряв бдительность, не учел способность Ракель ударить «ножом в спину». Так же как ты летом поверила ей, посчитав, что человек, которому спасли жизнь, не станет врать своему спасителю, так и я не подумал, что Ракель воспользуется ситуацией. Я не собирался задерживаться у нее после того, как мы вернулись на такси из больницы. Хотел уехать сразу, но засомневался, что не усну за рулем. Меня «вело» после бессонной ночи, кровопотери и анальгетиков, и я попросил Ракель приготовить мне чашку крепкого кофе. Пока она возилась на кухне, прилег на диван и сам не заметил, как уснул. Ракель, конечно, и не подумала меня разбудить. Вот так я и оказался в ее «постели»… Не знаю, сколько я проспал, похоже, не один час. Вскочил и помчался сюда. Стал звонить тебе… Потом – Давиду, Чави, Монике. Но то ли вы сговорились, то ли в этом доме пропала связь, но прозвониться было невозможно.
– Да? Не знала, – удивилась я. – Ночью мы пытались связаться с тобой, но ты не отвечал.
– Сожалею… Правда, – сказал он, глядя мне прямо в глаза. Взгляд у него был уставшим, глаза – покрасневшими. Самое лучшее для него сейчас выспаться.
– Ладно, Рауль, – я коснулась ладонью его небритой щеки. – Принимай, как ты и хотел, душ, и отдыхай.
– Куда ты? – схватил он меня за запястье, когда я развернулась, чтобы уйти.
– Разве не ты жаловался на то, что устал и хочешь отдыхать?
– Я, – согласился Рауль.
– Тогда в чем дело? – улыбнулась я.
Он разжал пальцы, освобождая мою руку и с тревогой спросил:
– Что ты собираешься делать? Когда я усну?..
– Не бойся, не сбегу, – засмеялась я. – Куда я денусь из запертого дома и… от тебя.
– Ты мне веришь? Хотя бы сейчас?
Вместо ответа я с улыбкой протянула ему руку и взяла его ладонь в свою.
…Знакомый путь, по которому я передвигалась шагами-поцелуями – кончики пальцев, ладонь, опять пальцы – каждый по отдельности. Длинные пальцы музыканта, приводившие меня в восхищение. Пальцы, которые знали наизусть все мои родинки, впадинки, изгибы. Как умело и уверенно обращался Рауль с гитарой, так в совершенстве овладел «нотной азбукой» моего тела, создавая каждый раз новые мелодии. С каким вдохновением писал он песни, с таким создавал музыку в моей душе, касаясь знакомых ему секретных точек – в разной последовательности, не повторяясь.
– Не уходи, пожалуйста…
– Не уйду.
– Te quiero… Я тебя люблю…
Услышала ли я его слова, произнесенные на двух языках, или прочитала их во взгляде, услышала в биении сердца, когда он прижал меня к груди? Почувствовала ли в поцелуях, разгадала в прикосновениях к моему телу?
Упругие теплые струи воды разбивались о плечи Рауля и разлетались мелкими брызгами, и лишь избранные капли застывали, переливаясь, на бронзовой коже. Я стирала ладонями водный бисер, и на месте стертых капель тут же возникали новые – и так бесконечно. А пальцы Рауля уже перебирали мои мокрые волосы, целовали мое лицо, ласкали шею, спускались ниже по спине, возвращались к плечам.
Брызги воды… Брызги любви.
Мое «я тебя люблю» перекликалось с его «te amo». И пусть звучали признания по-разному, произносили мы их на одном языке – языке любви.
60 
