— Мария-Елена, с этим делом нам придется повременить. Ты слышишь меня, моя девочка?
Вадим поднял ее над собой на вытянутых руках. Он сделал это не без усилия над собой — оргазм достиг той точки, когда владеть собой почти невозможно.
— Почему?
Он положил ее рядом, накрыл ладонью горячее трепещущее лоно.
— Ты сама еще ребенок. Я хочу сперва вынянчить тебя, а уж потом мы будем вместе растить наших детей.
— Разве у тебя не хватит сил нянчить нас обоих?
Она коснулась рукой его груди, скользнула ниже. При этом пальцы Муси делали такие движения, словно она пыталась что-то слепить из его плоти.
— У меня много сил, Мария-Елена. Но я бы хотел их все отдать тебе.
— Какой ты эгоист. — Она весело и задорно рассмеялась. — И все равно я сумею тебя уговорить. У нас родится сын. Он будет похож на тебя как двойник. Он и будет твоим двойником. Он заменит мне тебя, когда ты поднимешься в небо. Хотя тебя, наверное, никто не сможет заменить.
— Мария-Елена, ты совсем ничего не ешь. Я очень тревожусь за тебя. В чем дело?
Ее рука теперь ласкала низ его живота. У него было ощущение, будто ее нежные пальцы проникают внутрь и делают там что-то невообразимо приятное. У него было немало женщин, среди них встречались и довольно искушенные в любовных ласках. Но эта невинная неопытная девчонка превосходила их всех своим умением не просто возбудить, а еще и удовлетворить в нем желание.
— Я сыта. Как ты не можешь понять, что я сыта? Ты каждую секунду кормишь меня любовью. Ты просто пичкаешь меня ею. Я скоро превращусь в одну любовь.
Он протянул руку и взял с тумбочки тарелку с крабами. Она съела два малюсеньких ломтика и закрыла рот ладонями. Потом он заставил ее выпить полстакана ананасового сока.
— Девочка моя, я за тебя отвечаю.
— Перед кем?
Она наморщила лоб, вспомнив мать. Ей с трудом удалось отогнать от себя это воспоминание.
— Перед всем мирозданием. Разве тебе не известно, что боги поручили мне заботу о тебе?
Она оживилась.
— Какие боги? Расскажи мне о них.
— Слушай же. — Он осторожно просунул руку под ее теплые мягкие волосы, обнял за шею, прижал ее макушку к своей щеке. Она вытянулась как струна, напряглась, впечаталась в его бедро своим прохладным упругим животом и, расслабившись внезапно, словно окутала его со всех сторон своей душистой излучающей любовь плотью.
— Артемида сказала мне: Мария-Елена приходится мне самой любимой кузиной. У Марии-Елены ужасно длинные ноги, и она всегда обгоняла меня, когда мы с ней бегали по утренним лугам. Я очень люблю Марию-Елену и скучаю по ней. Если ты посмеешь обидеть ее, я натравлю на тебя всех диких оленей и косуль.
— Я тоже люблю тебя, Артемида, слышишь? — Муся послала воздушный поцелуй висевшей на стене картине, изображавшей девушку в хитоне в окружении оленей. — Он не обидит меня, не бойся.
— Потом слово взял Аполлон, — продолжал Вадим, задумчиво лаская Мусину грудь.
— Мой самый любимый после тебя бог, — прошептала она. — Вы с ним родственники?
— Весьма отдаленные. Но мы всегда были в прекрасных отношениях. Правда, однажды мы с ним крепко поспорили. Дело в том, что Аполлон утверждает, будто после Моцарта музыка потеряла благозвучие и превратилась в грохот и шум.
— О, я тоже так думаю. А ты?
— Я сказал Аполлону, что люблю Чайковского. Особенно его балетную музыку. Я часто занимаюсь гимнастикой под «Щелкунчика» и «Спящую красавицу».
— И что ответил тебе Аполлон? — серьезно спросила Муся.
— Он считает Чайковского слишком сентиментальным. Он говорит, его музыка размягчает душу и вселяет в нее дисгармонию. А душа человека должна быть гармонична, как музыка Моцарта.
Муся захлопала в ладоши и стала покрывать грудь Вадима поцелуями.
— А что Аполлон сказал про меня? Только говори правду, слышишь?
— Мой троюродный племянник Аполлон сказал, что ему очень нравится, как ты поешь и танцуешь. Он всегда любуется тобой и просит своих верных муз аккомпанировать тебе на эоловых арфах. Еще он сказал…
— Откуда ты знаешь, что я пою и танцую?
Муся вскочила и села в кровати, задумчиво обхватив руками свои загорелые коленки.
— Мне сказал об этом бог Аполлон, мой троюродный племянник.
— Нет, мне нужна вся правда.