135 
Добившись истинного оттенка «blondo», он сшил из двух крысиных шкурок подобие горностая.
Вскоре поддельного горностая купил некий французский дворянин, заплатив за новинку звонкой монетой.
Сер Андреа вооружил старших детей крысоловками, которые те расставляли по ночам на помойном дворе за мясными рядами, и вскоре стал продавать в своей лавке редкий мех — перелинявшего горностая, доставленного из Московии.
Меньше чем за год семейство Феличе разбогатело баснословно, сер Андреа купил в Ольтрарно просторный дом и расширил лавку и мастерскую, взяв учеников и подмастерьев.
Надо вам сказать, что в основном горностаев покупали чужеземцы, французы, швабы и швейцарцы, те, что все еще кичатся своим дворянством и душу готовы отдать за белую шкурку с черным хвостом на плаще.
Сер Андреа считал выручку и приговаривал:
— Пока в иных варварских землях за Альпами царит тщеславие, я не останусь без куска хлеба, да еще и посмеюсь над чванными рыцарями, что бахвалятся друг пред другом своими регалиями-побрякушками. Во Флоренции дворянство получают только крысы. Да и то после смерти, когда становятся горностаями.
Монна Джемма, конечно же, укоряла мужа за обман, но все же смирилась, глядя на счастливых и красивых детей своих, которые наконец-то были сыты, обуты и одеты.
Дом Феличе был гостеприимен, нищие и пилигримы знали, что всегда найдут там радушный прием и подаяние, а монна Джемма иногда одевала старенькую накидку и молилась перед Распятием, умоляя Спасителя, уберечь семью от разорения или черствости, присущей зажиточным людям.
Монна Джемма, несмотря на богатство и многодетность, охотно нянчилась с чужими детьми, матери которых не находили времени, чтобы петь им песни и потешки и рассказывать разные забавные и поучительные истории.
Часто ее можно было видеть с чужим дитятей на коленях, она давала ему играть с длинными и густыми волосами ее, которые, будучи распущенными, как у праматери Евы, покрывали достойную матрону, будто зимний плащ до середины бедра, и, забавляя, пела младенцу колыбельную, которую узнала от своей матери, и которая, как уверяли, была гимном, написанным настоятельницей ордена доминифелок:
- «Мир у Господа увешан
- Маленькими зыбочками,
- Стоит хоть одну затронуть
- Все другие зыблются.
- Спи, сыночек мой, в колыске,
- Кто тебя понянчит завтра?
- Кошка, кошка, белоножка,
- Прибежит и покачает»
Так истинный пустяк, шкурки вредоносных тварей принесли добрым людям достаток и покой. К тому же сер Андреа совершил благое дело — его трудами крыс в Олтрарно изрядно поубавилось.
Новелла 8. О завещании мессера Джованни да Биччи и колоколе Дель Леоне, то есть львином
Когда мессер Джованни да Биччи, первый среди равных приората Флорентийской Республики, ощутил приближение смерти, он, согласно обычаю, призвал к своему последнему ложу сыновей — мессера Козимо и мессера Лоренцо, и сказал им in articulo mortis ("при смерти" прим. переводчика):
— Если вы хотите жить спокойно, принимайте в управлении городом такое участие, какое вам дает закон и граждане Республики. Это единственное средство избежать зависти и опасности. И помните: у дома Медичи издревле есть два врага: Тиран и Кликуша.
Бегите тирании, как чумного поветрия или гулящей девки, не доверяйте тем, кто пророчит вам Царствие Божие на земле, ибо ворота Царствия не отворить рукам смертного. Если же вы забудете мой совет, то конец ваш будет не более счастлив, чем конец многих граждан, которые сами были причиной своей гибели и позорного краха семейств.
Произнеся это, мессер Джованни отвернулся к стене и приказал оставить его наедине с духовником. Два дня он не принимал пищи и воды, а на третий день умер, источенный старостью, заботами и внутренней опухолью.
Лекари умастили его тело миррой, алоэ и бальзамическими маслами, обвили драгоценными пеленами и уложили в храме Санта-Мария — Новелла на скорбный помост, украшенный хоругвями, щитами и надгробным покровом из дамасской парчи.
Друзья, родные и члены городского совета проводили ночные бдения у гроба достойнешего из граждан, наняты были двести плакальщиц-вопленниц, из мастериц своего ремесла, а братья Медичи — Козимо и Лоренцо, стояли у изголовья отцова гроба, облаченные в траурные цвета — perso, смешение пурпурного и черного цветов. Гражданские мечи и головы братьев были обнажены, и слезы их не иссякали.
135 
