159 
Анджело Феличе, младший сын скорняка, скупщика краденого и темного человека Андреа Феличе, которого хорошо знают в квартале Ольтрарно, в один прекрасный день принес в дом молочного щенка черной масти и вытряхнул его из подола длинной рубашонки прямо посередине кухни.
— Мама! Дай ему молока. Он хочет есть. — упрямо попросил мальчик, зная, что мать никогда не откажет ему — последышу и баловню.
— И что же он будет делать, когда поест? — спросила монна Джемма, подперев руками бока.
— Он будет спать рядом со мной. — сказал Анджело.
— И чем все это по-твоему кончится? — спросила монна Джемма, наливая в черепок теплого молока.
— Он будет жить с нами всегда. — сказал Анджело и макая палец в молоко стал учить щенка пить.
Монна Джемма, рассудительная супруга сера Андреа, решила, что в доме, где тесно семерым детям, вряд ли станет просторнее, если прибавить еще и собачьего отпрыска и хотела было заставить сына отнести звереныша туда, откуда он его взял, но Анджело Феличе, которому в ту пору было одиннадцать лет от роду, немедленно поднял такой крик, что слышно было на Старом Мосту, Новом Рынке и вершине горы Сан-Миниато.
Плача, мальчик уверял мать, что честно выменял щенка у торговцев виноградной водкой на Виа Гибеллина.
Ясное дело, что с этих слов внимание монны Джеммы было перенесено со злополучной собачки на
иные вещи, а именно — что же ее малолетний сын делал у торговцев водкой, таким образом щенок остался жить во дворе дома Феличе.
Отец Анджело, почтенный прохвост и травленый жох, сер Андреа, когда вернулся на обед из мастерской, рассудил, что щенок слишком мал, толком не умеет есть сам и без матери скоро околеет. Да и зная беспечный норов своего младшего сына, скорняк был уверен, что Анджело, капризник и красавчик через пару дней оставит щенка, как надоевшую игрушку.
Но не тут-то было: Анджело дневал и ночевал подле щенка, выкармливал его тюрей и ходил за ним, как за недоношенным младенцем.
Зверек, даром что недавно открыл глаза, уже умел ворчать и порой кусал Анджело за пальцы до крови — но мальчик терпел и прощал ему.
Сосед-нотарий, по имени Гильельмо Гильельми, любитель античности, крючкотвор и въедливый человек окрестил звереныша Базилевсом.
И все шло гладко, пока монна Джемма не заметила, что уже к полугоду Базилевс вырос чуть не с доброго теленка и на сем, похоже, не остановится.
Но монна Джемма, отличавшаяся кротостью Разумной Девы, молчала до поры-времени, но по прошествии года прямо сказала сыну:
— Аньоло, дитя мое, довольно с нас того, что соседи перестали ходить по нашей стороне улицы, и даже твои сестры и братья опасаются бегать ночью на двор по нужде. Довольно и с меня того, что всякий раз, когда твое чудовище приносит на крыльцо разорванного соседского куренка или кошку, я ожидаю, что следующим подарком из его клыкастой пасти будет лодыжка нотария Гильельмо Гильельми. И хотя между нами говоря, сер Гильельми, фанфарон и взяточник, быть может и заслуживает такой расправы, но как христианка, я не могу пожелать ему злого удела. Сколько раз, когда отец хотел тебя выпороть, причем справедливо, ты прятался за своим волкодавом и безнаказанно показывал своему родителю и повелителю язык и прочие достоинства, которыми тебя в избытке наградила природа, а сколько раз я твердила тебе, что мальчику в твоем нежном возрасте грешно столь часто показывать зад кому бы то ни было. Так что выбирай: либо из твоего Базилевса наварят славного мыла для вящей бархатистости женских ручек, либо ты вместе с ним отправишься в деревню к своей тетке Коломбе, которая немощна и дурна головой, она одна растит сынка примерно твоих лет, который ничем не лучше матери, то-то вы подружитесь. А бедняжке Коломбе нужен помощник. Не думай, что я посылаю тебя в деревню надолго, но думаю, что одно лето проведенное в разумных трудах и утехах пойдет тебе на пользу. Да и Базилевсу придутся по вкусу просторные рощи и охотничьи тропы, чем каменья душного города.
Анджело решился впервые покинуть отчий кров и прекрасную монну Флоренцию, вместе с черным Базилевсом, фьезоланским пастушьим псом, который полюбил его.
Новелла 21. О брачной ночи в мертвецкой Милосердия
Самыми нелепыми суевериями одержимы души тех, кто по роду полуночной склонности или избранного ремесла связан со смертью.
159 
