Последние отзывы

  58  

Вдруг она умолкла, хотя девушка не обратила на это внимания. Золотистые глаза Гортензии приковал непритязательный букет в центре стола, и она не отводила от него взгляда.

– Вы меня совсем не слушаете, – жалобно вздохнула мадемуазель де Комбер. Гортензия вздрогнула.

– Извините меня, дорогая Дофина. Я буду счастлива познакомиться с вашим домом, но, признаюсь, у меня душа сейчас не лежит к празднествам. Мне так хотелось бы узнать, почему кузен отказывается от еды, ведь его состояние и рана, напротив, требуют здоровой и укрепляющей пищи…

Против всякого ожидания в разговор вступил Эжен Гарлан:

– Трудно, если не вовсе невозможно узнать, что происходит в мозгу юноши, который отказывается не только есть, но даже говорить.

– Он ничего не говорит? Ни слова?

– Только одну фразу. Когда Годивелла приносит еду, он уверяет, что не голоден. На все ее упрашивания он ничего не отвечает, ограничиваясь тем, что пьет немного воды. А когда она начинает настаивать, закрывает глаза, делая вид, что заснул… Он уже очень ослаб…

Часы в комнате Гортензии пробили одиннадцать, когда она, завернувшись в голубой халат и набросив на плечи платок, взяла подсвечник и со всеми предосторожностями выскользнула из комнаты. Коридор был погружен во тьму. Из-под дверей не выбивался ни один лучик света. Все свидетельствовало о том, что обитатели замка уснули, в том числе маркиз, вернувшийся очень поздно и в отвратительном расположении духа. Он отужинал, расположившись у очага в большой зале в обществе одной только мадемуазель де Комбер, которая что-то тихо, но очень настойчиво ему внушала.

Спускаясь по лестнице, девушка испытывала легкое беспокойство. В такой поздний час Годивелла могла ее не дождаться. Тяжелая работа целого дня способна свалить с ног и более молодую женщину. Вдруг она уже спит?..

Но Годивелла не спала. Сидя на одной из скамей у очага с еще не загашенным огнем, она сучила пеньку при помощи пряслица, некогда подаренного покойным мужем во время их свадебного сговора, как того требовал обычай, и представлявшего собой подлинное произведение искусства. Гортензия замерла на пороге, пораженная красотой этого зрелища. С пряслицем, усыпанным звездочками, в голубом фартуке, высоком белом чепце и с золотистыми огненными бликами на лице и руках Годивелла походила на сельскую фею, занятую колдовством. Девушка какое-то время оставалась под действием этих чар, но ей пришлось нарушить их волшебную власть.

Она бесшумно подошла и села на камень очага у ног старой кормилицы. Какое-то время обе молчали, не спеша нарушать мирную тишину. Слышались только мягкое потрескивание и шелест огня в очаге.

Годивелла отложила свою работу, поднялась, взяла маленький глиняный горшочек, стоявший подле огня, наполнила стакан согревавшимся там молоком и, добавив немного меда, предложила Гортензии. А когда девушка попробовала было отказаться, проявила настойчивость:

– Выпейте. Вы засиделись допоздна, а в здешних переходах стужа. К тому ж мед умягчает сердце…

– Моему сердцу это понадобится?..

– Сладости не может быть избыток, если сердце должно принять в себя несчастное дитя…

– Вы хотите поговорить со мной об Этьене?

– О нем. Наверное, мне не надо бы, но с тех пор, как он вернулся, я все думаю, молюсь, ищу правильную дорогу. А дорога-то ведет через вас, сударыня. Но чтобы он на нее вышел, надобно вам немало порассказать.

Она опять помолчала, подобрала свое пряслице, веретено и продолжила прерванное занятие, пока Гортензия, покорившись ее воле, маленькими глотками отпивала из стакана.

– Уж не толкуйте дурно то, что сейчас услышите, госпожа Гортензия, ведь во всем этом вашей вины нет. Намедни я говорила вам, что сбежал-то он от вас. А теперь скажу: он хочет навлечь на себя погибель и отказывается от пищи тоже из-за вас…

– Из-за меня? Но…

– Тссс! Двери здесь заперты, однако голос-то летит вверх, а дымоход идет через комнату господина маркиза. Постарайтесь слушать меня без шума, и да простит меня господь, если я выдам своего хозяина, которого выпоила собственным молоком. Когда здесь проведали об ужасной смерти несчастных ваших родителей…

– Постойте, Годивелла! – прошептала Гортензия. – Как здесь об этом узнали?

– Не знаю. Вроде как господин Фульк получил письмо или же от мадемуазель де Комбер, у нее друзья в Париже, ей ведь случается туда выезжать. Но что бы там ни было, ваш дядя тотчас потребовал через своего нотариуса, чтобы ему было доверено опекунство над вами, как самому близкому и единственному родственнику. Но ваш отец набрал большую силу, особенно в делах королевства, и добыча с крючка сорвалась. У вас попечителей тьма, но доверили-то вас дяде, что в порядке вещей. Вы слишком молоды, чтобы жить одной и без надзора…

  58