Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
103 
— Тома! Ты не узнал меня? Меня, своего отца? — Голос Губерта звучал печально, лицо тоже омрачилось.
— Я предупреждал вас, господин барон, — зачастил подоспевший Грациан. — Он и меня, меня тоже не узнал... Но я надеялся, что вас...
Теперь к ним приблизился и крестьянин. Он с подозрением глядел на пришлых чужаков.
— Эй вы, люди добрые! Что вам надобно от моего Колена?
Крестьянин был кряжистым, почти квадратным крепышом, в грязной шапке, из-под которой во все стороны торчали седые взлохмаченные волосы. А лицо? Лицо с широким носом, маленькими глазками и большим ртом. Большой рот должен был бы располагать к улыбке, но нет, он скорее напоминал щучий, причем той щуки, что упустила карася, которым собиралась позавтракать. Однако барон заговорил самым миролюбивым тоном.
— Твоего Колена, говоришь? — благожелательно переспросил он. — Думаю, произошла досадная ошибка. Я знаю, что молодой человек лишился памяти, но вот я памяти не лишился и утверждаю, что передо мной стоит мой сын.
— Чтой-то он на вас не похож, — глумливо заявил крестьянин.
— Да, куда больше он похож на своего предка по имени Ангеран де Курси. А я барон Губерт де Курси, и передо мной мой сын по имени Тома де Курси!
— А мне больше нравится звать моего паренька Коленом!
Исчерпав свои доводы, барон Губерт исчерпал и миролюбие.
— Ну и попляшешь ты у меня сейчас! — грозно заявил он, берясь за шпагу, и крепыш, испустив испуганный вопль, тут же попятился и спрятался за спину того, кого называл Коленом. Однако барон, вытащив шпагу, бросил ее молодому человеку, и тот сразу ее поймал.
— Посмотрим, забыл ли ты и это тоже? Шпагу мне, — обратился он к Грациану и, получив ее, скомандовал: — К барьеру!
Тома машинально встал в позу, но тут же вновь опустил шпагу.
— Если вы утверждаете, что вы мой отец, господин барон, то я никак не могу скрестить с вами шпагу.
— Не валяй дурака, Колен! Всыпь ему по первое число! Ты же знаешь, что ты мой племяш и...
— Я ничего не знаю. Я не помню ни моего имени, ни моей прошлой жизни. Вы, месье, стали называть меня Коленом и сказали мне, что я ваш племянник.
— Странное, однако, дело, любезный, — насмешливо заметил Губерт. — Впервые слышу, чтобы крестьянский парень звал дядюшку на «вы» и вдобавок еще и месье! Просто чудо из чудес!
— Может, и чудо, но дела это не меняет. Колен родной сынок моей сестры Мадлен. И он мне нужен!
— Чтобы тащить плуг вместо лошади? Он — лейтенант полка легкой кавалерии Его Величества Людовика XIII! Можешь огорчаться, но я его увожу! Вот, возьми в утешение, — и барон бросил к ногам крестьянина несколько золотых монет.
Тот поспешно сгреб их и тут же принялся громко вопить:
— Мы ведь принцевы, господина де Конде, и вашему королю неча у нас тут делать! Скоро к нам сюда придет наш король, принц де Конде! Ну-ка ко мне, ребята!
Из соседней рощицы и фермы заторопились люди, вооруженные палками, косами и серпами. Кряжистые, приземистые, с темными лицами, казалось, что они вышли из земли.
— Господин барон, — шепнул Грациан, — они нас окружают, и мне кажется, их немало.
В этот миг со стороны фермы прибежала крестьянка, она бросилась к Тома и обвила его шею руками. Крестьянка была молоденькой, достаточно миловидной, крепкой и здоровой.
— Я не дам вам забрать моего Колена! — возмущенно закричала она. — Мы с ним женимся на праздник святого Жана! [39]
— Это правда? — спросил барон.
— Да, — подтвердил Тома-Колен. — Дядя Блез позаботился о нас, и после него нам достанется все его добро, — спокойно добавил он.
— И... ты любишь ее?
— Жанетту? Да, люблю.
Барон де Курси не был слабаком, но тут он почувствовал, что земля заходила ходуном у него под ногами. Все происходящее походило на дурной сон, и с каждой секундой он становился все страшнее. Ватага крестьян подходила ближе и ближе, раздраженная и враждебная. Один из крестьян гаркнул:
— Держись, Фирмен! Я послал Омера в замок, предупредить господина Конде!
Положение становилось все драматичнее. Губерт заговорил:
— Если ты собираешься воевать вместе с ними, Тома, то верни мне шпагу и возьми палку, как все эти босяки. А вам, правоверные христиане, — обратился он к крестьянам, — пока свадьбу еще не сыграли, не худо бы узнать, что Тома уже женат. Он обвенчан в церкви, как положено... Ты погубишь свою душу, мой мальчик, если ты выберешь здешнюю жизнь.
103 
