98 
— Но что может быть логичнее? Теперь я вижу причину, по какой Джованетти хотел увезти меня с собой, когда был вынужден как можно скорее покинуть Париж!
— В самом деле, может быть, так оно и было. Его самого изгнали, и он не имел права вернуться и хоть как-то вам помочь...
— Но после того, как он пересек границу, он мог бы мне, по крайней мере, написать? Сделать хоть какую-то попытку спасти меня!
— Я уже сказала, что ничего об этом не знаю. Почему бы вам не спросить его самого?
Лоренца больше не слушала Галигаи. Она вновь опустилась в кресло, положила лицо на скрещенные ладони рук и задумалась.
— Но тогда второе письмо...
— Какое письмо?
— Письмо, полученное мной в Курси накануне венчания, из-за которого... Может быть, он и есть убийца, которого я ищу? Но ведь он вернулся во Францию незадолго до смерти короля?
— Повторяю, на этот счет я ничего не могу вам сказать. Именно это вы и попросили меня выяснить. Вы по-прежнему этого хотите или...
— Больше, чем когда-либо! — воскликнула Лоренца. — Я должна знать правду! Любой ценой! Но почему? Почему он это сделал?
— Возможно, по самой простой причине. Вам никогда не приходило в голову, что этот мужчина может быть в вас влюблен?
— Джованетти?! Влюблен в меня?! Но он мне в отцы годится!
— А я-то считала, что вы умны! Старый де Сарранс тоже мог быть вам отцом или даже дедушкой, но он воспылал к вам неудержимой старческой страстью, безумной и разрушительной.
Галигаи была права. Лоренца почувствовала, как внутри у нее все сжалось от боли, но она не подала виду, хотя и прошептала:
— Но я надеюсь, что это не был сын маркиза де Сарранса?
— Вас бы это огорчило? — бесстрастным тоном задала вопрос Галигаи. — Ну, так что же? Вы по-прежнему настаиваете, чтобы я искала ответ на вашу загадку?
Лоренца выпрямилась и поднялась с кресла. Глаза у нее были сухими, голос резким, когда она обратилась к черному призраку, чьи глаза блестели из-под траурной вуали:
— Ничего другого я не желаю! Мне нужна правда и только правда!
Одной рукой она подхватила юбку, другой открыла дверь и бегом побежала к своей карете, так что лакей едва успел откинуть ей лесенку.
— В замок, — приказала она. — Мы возвращаемся!
Карета задержалась возле ворот, и, пока их открывали, Лоренца увидела лицо Джованетти, заглянувшего в окно.
— Почему вы уезжаете с такой поспешностью? Не сказав мне ни слова?
Он хотел открыть дверцу, но Лоренца выдвинула еще один засов.
— Что я вам сделал? Ответьте, донна Лоренца!
Резким движением она опустила кожаную штору и не сказала ни слова. Ворота распахнулись, кучер подхлестнул лошадей, и карета с оглушительным грохотом выехала на улицу, которая, по счастью, была пустынной и тонула в серых вечерних сумерках.
Уверившись, что наконец-то никто ее не видит, Лоренца откинулась на подушки и горько заплакала. Она надеялась, что эта женщина, топтавшая ее гордость, подарит ей луч надежды! Но она нанесла ей новую рану. Джованетти! Друг, на которого, как ей казалось, она могла опереться при любых обстоятельствах, оказался убийцей! Пусть он действовал по приказу, пусть выполнял чужое поручение, это ничего не меняло в ее глазах... Она не испытывала к нему никакой благодарности за то, что он избавил ее от отвратительного де Сарранса. Бедный Витторио! Чудесный светлый мальчик, готовый открыть перед ней двери к счастью... С тех пор, как она приехала во Францию, она поняла, что во имя политики могут совершаться самые страшные преступления. В этой стране убили короля, чтобы разрушить дело его жизни, пробудив в убийцах старые обиды и раздув низменные страсти. Но она никак не могла себе представить, что посол мог хладнокровно уничтожить чудесного, прекрасного юношу лишь для того, чтобы выполнить порученную ему миссию. Как он мог так поступить?
И что? Теперь наступила очередь Тома?
Чем больше она размышляла об этом, тем тверже становилась ее уверенность. Факты связывались в нерасторжимую цепочку, и самым ужасным было то, что она сама попросила Джованетти поехать в Брюссель, сама напустила злобную, хищную птицу на любимого! Найти с десяток разбойников, поставить во главе отряда обнищавшего наемного рейтара и назвать его именем де Витри, было не таким уж сложным делом, тем более что капитан де Витри не отличался утонченностью и внешность имел довольно грубую. Золота у бывшего посла было довольно, а тот, кто имел его, мог перевернуть и небо, и землю. Даже письмо, написанное будто бы рукой Марии де Медичи, не составляло большой трудности. Уж кто-кто, а Джованетти прекрасно знал ее почерк! И найти человека, который бы подделал его, было совсем не трудно, как сказала Галигаи. А возможно, подделал его и сам Джованетти!
98 
