И он снова поцеловал жену, вопросительно прошептав:
— Так ехать мне или не ехать, дружок?
И в третий раз он повторил свой вопрос и опять поцеловал ее, что весьма насмешило старую маршальшу де Ла Шатр, возле которой сидела Лоренца с книгой в руках. Лоренце не читалось. Сердце ее щемила тоска. Она смотрела на двух стоящих перед ней людей. Судьба объединила их браком, короной, детьми... Но не любовью. Ее внимание было в первую очередь сосредоточено на растолстевшей рыхлой женщине — эта женщина вместо того, чтобы разом разрешить томящие ее супруга сомнения, безоговорочно удержав его подле себя, без малейшей теплоты ответила:
— Поступайте как знаете. Оставайтесь, если раздумали ехать.
Лоренца едва сдерживалась, чтобы не схватить обеими руками толстуху и как следует не встряхнуть ее, чтобы та опомнилась, вцепилась в своего супруга, удержала его! Но нет! Генрих еще походил по комнате и наконец направился к двери со словами о том, что скоро вернется, что будет отсутствовать не более часа. Госпожа де Ла Шатр принялась восклицать, что на самом-то деле король влюблен в королеву больше, чем когда бы то ни было, а Лоренца потихоньку выбралась из комнаты и догнала Генриха в прихожей.
— Сир! — умоляюще произнесла она, — отложите посещение господина министра, заклинаю вас! Сам Господь, я в этом убеждена, посылает вам сомнения.
Король рассмеялся, но смех его прозвучал фальшиво.
— И вы о том же, моя красавица? А вы знаете, что весьма приятно пробудить тревогу в таких прекрасных глазах? Может быть, вы и любили бы меня немного, когда бы...
— Не будем говорить об этом, сир! Нам не дано знать, что могло бы случиться, а теперь я очень счастлива и хочу от всего сердца, чтобы мой король тоже был счастлив. Поэтому я умоляю его... пусть он займется чем угодно, но только никуда не ездит!
— Я задыхаюсь в четырех стенах! Мне нужен свежий воздух!
— А не может ли на этот раз король удовольствоваться своим садом? Там куда приятнее, чем на улицах, и пахнет куда слаще! Не ездите в город, сир! Человек, приехавший из Ангулема, караулит свою добычу. Рыжий человек в зеленом костюме, который поклялся вас убить!
— Откуда вы это знаете?
— Я видела его, я слышала его слова, сир... В маленькой роще неподалеку от замка Верней. Он разговаривал там с доверенной помощницей маркизы. Говорил, что дождется коронации и тогда...
— Кто эта доверенная помощница?
— Демуазель д'Эскоман.
— Где она? Почему не пришла ко мне и не рассказала обо всем?
— Она пыталась это сделать, но тщетно. А теперь она арестована и находится в Консьержери.
— По какой причине?
— Она ушла от маркизы, никто не хотел ее выслушать, она впала в нищету, и ей пришлось оставить своего ребенка... на Новом мосту.
— Она совершила преступление, — помрачнев, произнес Генрих.
— Я знаю, сир, но меньшее, чем если бы вместе с малышом бросилась в Сену. И потом, она во что бы то ни стало хотела, чтобы ее голос был услышан, пусть даже такой слабый и тихий. Но все двери закрывались перед ней. Все, к кому она обращалась, не желали уделить ей внимания... Потому что они были участниками того же заговора, который она так хотела раскрыть.
— И кто же это был?
Лоренца не колебалась ни минуты. Главное было удержать короля, убедить его!
— Иезуиты, мадемуазель дю Тийе, мадам де Верней, герцог...
В этот миг человек, чье имя она готова была произнести, вошел в галерею с широкой улыбкой.
— А, вот вы где, сир! — воскликнул д'Эпернон. — А я-то вас ищу, намереваясь предложить навестить нашего министра в моем обществе. Погода так хороша! Извольте простить меня, мадам де Курси, я вас не заметил.
Генрих улыбнулся.
— Не заметили такую красивую женщину? Вам нужно заняться своими глазами, мой дорогой герцог.
Так вы решили поехать со мной? Чудесная мысль! Поверьте, дорогая баронесса, у меня будет великолепный эскорт. Добавьте сюда еще Монбазона и двух-трех офицеров. Мое окружение послужит надежной охраной.
Он взял руку Лоренцы и коснулся ее губами.
— Какая холодная! В таких случаях говорят — значит сердце горячее. Я увижусь с вами, как только вернусь, милое дитя мое... и мы с вами спокойно поговорим. Пойдемте, герцог!
Понимая, что больше она ничего не может поделать, Лоренца склонилась в реверансе, прошептав: