– Майкл, пойди и вымой руки, – запинаясь, проговорила Саммер. – Дэвид, разве это так важно, когда я начала бегать?
– Так важно? Если это так, то ты врала мне, – заявил Дэвид.
Она пыталась выглядеть раздраженной и прошла мимо Дэвида. Саммер поставила кувшин на стол и обернулась, зная, что он стоит прямо за ней. Она застыла, пытаясь придумать логическое объяснение, которое успокоит его и при этом не выставит деда выдумщиком.
– Саммер, пойми, для меня очень важно, чтобы мы никогда не лгали друг другу. Как мы можем построить крепкие отношения, если не сможем доверять друг другу?
Казалось, ему было больно.
– Ты расстраиваешься на пустом месте, – начала успокаивать она.
– Просто ответь на один вопрос, – потребовал он. – Ты врала мне или нет?
– Не совсем так, – уклонилась она.
– Что значит «не совсем так»? – с сарказмом спросил он.
И что ему сказать? – спросила она саму себя. Она должна сказать правду.
– О, ладно! Да, я действительно солгала. Но это была не громадная ложь, а маленькое преувеличение, – объяснила она.
– Значит, это правда? Ты начала бегать после вечеринки Энн?
Он, казалось, не мог поверить. Чего он хочет, крови? Честно говоря, он так убежден в своей правоте! Неужели он сам никогда не врал?
– Послушай, Саммер, просто скажи мне зачем? Я хочу понять, – сказал он. Его голос немного смягчился.
Как ему объяснить? Она скорее умрет, чем признается, что все дело в Энн Логан. Он ведь встречается с ней, разве нет? Как он сможет понять? Она покачала головой. Нет, она ему не скажет. Он никогда ее не поймет. Парни не так ревнивы, как девушки, или нет?
– Так о чем еще ты мне врала?
Спокойно заданный вопрос привел ее в бешенство. Она повернулась к нему с горящими глазами:
– Ни в чем! Теперь тебе решать, верить мне или нет.
– Ха! – фыркнул он.
Это фырканье вывело ее из себя. Саммер не выдержала и взорвалась.
– И что это значит? – закричала она. – Послушай, я могла солгать и сказать тебе, что мне нравятся твои шутки, но я этого не сделала. И насчет анчоусов, – вдруг вспомнила она. – Я могла сказать, что люблю их! – Она выбежала из кухни в столовую.
Дэвид пошел следом.
– Да неужели? Ну, некоторым людям нравятся мои шутки. Энн Логан, например, – громко добавил он.
Саммер показалось, что ее ударили.
– И ты ей поверил?
– Естественно, – сказал Дэвид. – Она честный человек.
– Любой, кто смеется над твоими глупыми шутками, притворяется, – возразила Саммер.
– Итак, почему ты не сказала мне, что у тебя свидание с Грегом? – спросил он, внезапно меняя тему.
Саммер ответила вопросом на вопрос:
– А почему ты не сказал мне, что у тебя свидание с Энн?
– Мы с тобой ни о чем не договаривались, – пробормотал он. – Я имею в виду, если ты хочешь встречаться с другими парнями, я не против.
– У меня не было свидания с Грегом, – сказала Саммер. И это была правда.
Дэвид не поверил ей.
– Ха, Энн сказала мне, что ты встречаешься с Грегом. Я не верил ей до вчерашнего дня. Не думал, что ты будешь мне врать в таких вещах, как…
– Если ты еще раз скажешь «ха», я закричу, – прервала она его.
– У вас двоих какие-то разногласия? – В их жаркий спор вторгся голос деда, Саммер и Дэвид покраснели.
– А когда я предложил тебе бегать со мной, – продолжал Дэвид, – ты, насколько я помню, сказала, что тебе нравится бегать одной рано утром, чтобы поразмышлять.
– Ты кто, ходячий архив? – выплюнула Саммер, скрестила руки и уставилась на него.
Он был уже почти за дверью, когда она крикнула:
– Полагаю, ты направился к Энн!
– Может быть! – крикнул он в ответ.
– Идеальная парочка, – пробормотала она себе под нос.
Она не могла смотреть на деда, так как была все еще слишком зла на него за то, что он случайно проговорился Дэвиду о ее вранье. Вместо этого она подняла Майкла и усадила на стул.
– Ешь! – сказала она, сунув ему бутерброд.
Даже после двухчасового телефонного разговора с Реджиной Саммер не почувствовала себя лучше. Когда она рассказала подруге о споре Дэвидом, Реджина изрекла:
– Разве ты не могла соврать ему и как-нибудь выкрутиться?
Саммер была слишком несчастна, чтобы спорить или защищаться.
Она была сыта ложью по горло. И чувствовала себя ужасно от еле сдерживаемых слез. Она пошла в свою комнату сразу после обеда и плакала до тех пор, пока не осталось слез. Но это не принесло облегчения, и она принялась бить кулаком по подушке, срывая на ней гнев и разочарование. Гнев медленно отступал, но вместо него пустоту заполняли одиночество, боль и опустошение.