очень нудно 
22 
Неспособная больше выдерживать это, Марианна поспешила к Язону.
— Не слушай его! Этот человек — безжалостное орудие зла. Шпион… Негодяй, который всегда использовал друзей и любовниц в своих интересах…
— В интересах моего властителя, сударыня! И России!
Обратившись к тем, кто удерживал корсара, он что-то выкрикнул, и они отпустили его. Освободившись, Язон слегка оттолкнул пытавшуюся схватиться за него Марианну.
— Пусти! Я хочу услышать, чем он ответит мне. И прошу тебя не вмешиваться: это мужское дело! Прошу, сударь, — добавил он, подходя к Чернышеву, — я жду! Вы готовы признать, что солгали?
Граф пожал плечами.
— Если бы я не боялся еще больше шокировать вас и проявить дурной вкус, я приказал бы моим людям раздеть ее донага: тогда вы убедились бы, что у нее на бедре небольшой шрам… след моего герба, запечатленного на ее теле после ночи любви.
— Ночи любви? — вне себя закричала Марианна. — Вы смеете называть ночью любви ту пытку, которую заставили меня вынести? Язон, он пробрался в мою комнату, разбив окно. Он оглушил меня, привязал к кровати шнурами от занавесей и изнасиловал, ты слышишь?
Изнасиловал, как первую встречную в отданном на разграбление городе! Но поскольку этого ему было мало, он решил оставить неизгладимый след. Тогда… он разогрел печатку перстня, который ты видишь на его руке, и отпечатал раскаленный герб на моем теле. Вот что он называет ночью любви.
С гневным криком, сжав кулаки, Язон бросился на Чернышева, готовый ударить его, но русский живо отступил и, выхватив саблю, упер ее кончик в грудь нападавшего.
— Ну-ка успокойтесь! Возможно, я погорячился тогда и признаю, что выражение «ночь любви» неподходящее… по меньшей мере в отношении меня. Оно более применимо к мужчине, который заступил мое место… и с которым я дрался в вашем саду, моя милочка…
Марианна закрыла глаза, сгорая от стыда и отчаяния. Она чувствовала, как опутывает ее сеть полуправды, более опасная, чем худшие оскорбления. Лицо Язона стало серым. Даже его глаза, лишенные всякого выражения, потеряли, казалось, свой цвет и приняли оттенок стали.
— Чернышев! — процедил он сквозь зубы. — Вы негодяй!..
— А я не нахожу. Вы не сможете обвинить меня во лжи, мой дорогой. Потому что мне не придется далеко идти, чтобы призвать как свидетеля ее любовника. Сейчас он должен находиться примерно в дневном переходе отсюда. Он едет за Витгенштейном с корпусом маршала Виктора… Но если вы этого действительно хотите, мы закончим позже наш интересный разговор, ибо продолжительная стоянка моего отряда мешает движению идущих сзади. Я прикажу дать вам лошадей и…
— Об этом не может быть и речи! — оборвал его Язон с тревожащей холодностью. — Я не сделаю ни единого шага в компании с вами, так как у меня для этого нет никаких оснований.
Глаза русского полузакрылись, превратившись в узкие зеленые щелочки. Не переставая улыбаться, он опустил саблю.
— Вы считаете? А я вижу куда лучше: у вас нет выбора! Или вы едете со мной и мы сведем счеты на остановке, или я прикажу расстрелять вас как шпиона.
Ибо трудно поверить, что вы совершили такое длинное путешествие, только чтобы вручить мне мою самую прелестную добычу. Что касается мадам, мне достаточно одного слова, брошенного в толпу… объявить, например, кто она в действительности, чтобы ее разнесли в клочья.
Итак, выбирайте… но выбирайте быстро.
— Эй, скажите же это слово! — крикнула Марианна. — Скажите и покончим с этим, и никакая человеческая сила не заставит меня следовать за вами. Таких подлецов я еще не встречала. Пусть меня убьют! Я ненавижу вас…
— Замолчи! — грубо оборвал ее Язон. — Я уже говорил тебе, что это мужское дело. А вы знайте, что есть третий выход: мы будем драться здесь и сейчас же.
Вы слишком быстро забыли, как вы исчезли из Парижа буквально через несколько часов после вызова на дуэль, и я имею полное право считать вас трусом.
— Когда царь приказывает, я повинуюсь. Я прежде всего солдат. Я должен был уехать, и я жалел об этом, но повторяю: дуэль состоится сегодня же вечером…
— Нет! Я сказал, что сейчас же. Черт возьми, граф Чернышев, нелегко заставить вас взять шпагу в руки!
Но может, теперь!..
И быстрым движением Язон дважды ударил русского по лицу.
— Итак? — осведомился он почти любезно. — Мы будем драться?
Показалось, что графу стало дурно. Его лицо над темно-зеленым мундиром приняло восковой оттенок, ноздри сжались, он с трудом дышал.
22 
