очень нудно 
124 
Но большую часть времени Марианна проводила среди лошадей, несмотря на предостережение кардинала. Он считал, что место знатной дамы – подольше от конюшни, и еще он беспокоился о состоянии молодой женщины, видя, как она долгие часы проводит верхом, меняя лошадей одну за другой, чтобы полностью узнать их достоинства и недостатки. Марианна только посмеивалась над всеми его опасениями. Ее положение ни в чем ее не стесняло. Никакое недомогание не волновало ее, и она чувствовала себя чудесно при такой жизни на свежем воздухе. Она покорила Ринальдо, начальника конюшен, и тот следовал за нею повсюду, как послушная большая собака, когда, подхватив рукой шлейф амазонки (она не решалась во избежание пересудов надевать мужской костюм, который она предпочитала для верховой езды), она совершала длительные поездки по полям, время от времени меняя лошадей.
Возвращаясь после этих изнурительных поездок, она с жадностью съедала ужин, затем падала в постель и спала безмятежным детским сном до восхода солнца. Даже та странная грусть, что обволакивала виллу каждый вечер перед наступлением темноты, не затрагивала ее больше. Князь ничем не обнаруживал себя, даже чтобы сказать, как он рад проявляемому интересу к лошадям, а Маттео Дамиани, похоже, старался держаться на почтительном расстоянии. Он часто ездил по угодьям, и его почти не было видно. Когда он случайно встречался с Марианной, то низко кланялся, справлялся о ее здоровье и незаметно исчезал.
Так пробежала неделя, быстро и без происшествий, такая приятная, что молодая женщина не заметила, как она прошла, и в конце концов почувствовала, что ее не так уж влечет в Париж. Изнуряющая усталость путешествия, невыносимое нервное напряжение, страхи, опасения, – против всего этого восставала ее натура.
«В сущности, почему бы не остаться здесь еще на некоторое время? – подумала она. – Мне нечего делать в Париже, куда Император не скоро, без сомнения, вернется».
Долгое свадебное путешествие Наполеона перестало ее раздражать. Она обрела душевное спокойствие и с такой полнотой наслаждалась прелестью своей новой резиденции, что всерьез стала подумывать, не остаться ли ей здесь на все лето и не вызвать ли сюда Жоливаля.
Но в конце недели появился завершивший свою таинственную миссию Бишет, и все пошло насмарку. Проявивший себя таким ласковым и веселым компаньоном, кардинал надолго заперся с секретарем. Когда он появился, вид у него был очень озабоченный, и он сообщил Марианне, что вынужден покинуть ее.
– Неужели это так необходимо? – разочарованно спросила она. – И нельзя остаться еще хоть немного? Так приятно побыть вместе! Но если вы уезжаете, я прикажу упаковать мой багаж.
– Почему же? Я буду отсутствовать только несколько дней. Разве ты не можешь подождать меня здесь? Мне тоже доставляет большое удовольствие пребывание с тобою, Марианна. Почему бы не продлить его? После моего возвращения я смогу посвятить тебе еще неделю.
– А что я буду делать здесь без вас?
Кардинал рассмеялся:
– Но… то же самое, что ты делала со мною. Мы же не были все время вместе. И затем, я ведь не буду всегда здесь, когда ты станешь приезжать с ребенком каждый год. Не кажется ли тебе, что следует привыкнуть управлять самой! По-моему, тебе здесь нравится.
– Это правда, однако…
– Так в чем же дело? Ты не можешь подождать меня несколько дней? Пять или шесть, не больше… Разве это много?
– Нет, – улыбнулась Марианна. – Я подожду вас. Но когда вы снова уедете, я последую вашему примеру.
Добившись таким образом согласия, кардинал после полудня покинул виллу, сопровождаемый аббатом Бишетом, всегда озабоченным, всегда подавленным грузом бесчисленных тайн, действительных и вымышленных, придававших ему довольно забавный вид вечного заговорщика. Но едва карета проехала ворота имения, как Марианна пожалела, что согласилась остаться. Удручающее ощущение, охватившее ее в первый день, вновь вернулось, словно только присутствие кардинала защищало ее от него.
Обернувшись, она увидела позади себя Агату с глазами, полными слез. В ответ на ее удивленный взгляд девушка умоляющим жестом сложила руки:
– Неужели мы останемся и не уедем, как они?
– А почему бы нет? Разве вам тут плохо? Мне кажется, что донна Лавиния хорошо к вам относится?
– Это правда. Она сама доброта. Да не ее я боюсь.
– Чего же тогда?
Агата ответила уклончивым движением в сторону дома:
– Всего… этого дома, где так печально, когда приходит вечер, тишины, когда останавливаются фонтаны, откуда всегда как будто грозит какая-то опасность, монсеньора, которого никогда не видно, и также… управляющего!
124 
