173 
А тот охранник, что его приволок ("Гляньте, господин, какая вещица странная, уж не ее ли ищем?") — застрелился сдуру. Сунул нос чуть не в самое дуло и спустил курок — посмотреть, что будет. Череп разнесло, разбрызгало мозги по всей пирамиде. Забавно! Что ж, вот и еще одна жертва Умрану!
Чуть позже привели злоумышленника. Нелюдь, не поймешь, какой породы. Совсем молодой парень, почему вообще в храм пустили?! Велено же было…
— Так ведь он бородатый был! — поспешил оправдаться страж. — Во-от такая бородища дремучая! — Он отмерил рукой по пояс. — Видно, те, кто на воротах стояли, подумали, что взрослый мужик. А уж как отваливаться стала, мы его сразу к вам! Скрыться хотел, неверный, да боги не допустили!
— Допросить! — приказал Пращур отрывисто.
Начался допрос.
— И чего этот болван там застрял?! Почему не уходит через астрал?! — томилась тревожным ожиданием Энка.
Меридит прислушалась к ощущениям в правом ухе.
— Он хочет, чтобы мы ушли как можно дальше от храма. Чтобы сели в сарае и затаились. И еще надеется что-нибудь разведать.
— Мало ли чего он хочет! — рассердился Орвуд. — Мог бы и о других подумать — нервничай тут из-за его хотений! Передай, пусть возвращается немедленно!
— Все равно не послушается, — безнадежно махнула рукой диса, — я его знаю…
…Разговор начался с того, что ему без всякого предупреждения дали в морду. Хельги не удивился. В ранней юности, еще не будучи существом цивилизованным, образованным и прогрессивным, он и сам порой использовал этот стиль допроса.
— Кто таков, что за тварь? — страшным голосом прямо в ухо заорал сотник охраны.
Допрашиваемый отшатнулся от громкого звука, втянул голову в плечи, опустил глаза, изображая полную покорность.
— Хельги меня звать. Сирота я. У людей из милости рос, роду-племени своего не ведаю! Не обижайте за-ради Умрана, добрые господа! Сироту грех обижать!
А про себя подумал: "Демон побери! До сарая целый час ходу, придется все это время изображать идиота. Опять! Что за невезение! Если этот и дальше станет так орать, оглохнуть недолго. Надо больше говорить самому, чтобы ему времени не оставить".
— Где живешь, чем занимаешься?
— Нынче я в городе живу, почтенный господин! Уж деньков пять, как пришел. Меня одна вдова на постой пустила, к свиньям в хлев. Золотой за то взяла. Вот я и думаю, не дорого ли?
Охранник нетерпеливо поморщился.
— А раньше где жил?
— Так деревенские мы. Витвендорф — слыхал про такое? Там я жил. А как нежить по зиме всех поела, так я и убег оттоль, скитался. Меня, господин хороший, нежить не жрет, видать, я ей не по вкусу. Я так рассуждаю: может, мы с ней одной породы…
— Занимался чем?
— Дык я того… — Хельги на секунду запнулся, припоминая какое-нибудь сельское ремесло, заведомо не требующее интеллекта и специальных навыков. — Гусей пас! — Он ругал себя последними словами: пришло же в голову изображать именно деревенского дурня. Почему не выбрал роль более знакомую? Что он, собственно, знает о сельской жизни? Толком ничего! Придется теперь выкручиваться…
— Оружием владеешь?
— А как же! — отвечал "злоумышленник" с идиотской гордостью. — Дубиной я ловко управляюсь! Кого хошь отходить могу! Дубиной я раз даже кузнеца победил. Токмо что он пьянющий лежал, а все равно здоровенный. Так что если тебе, к примеру, сторож нужен, нанимай меня смело… Ай!
Его стукнули, чтобы прекратил болтать.
— Отвечай! Почто замыслил Пращура нашего убить? — Сотник сбился на простонародный слог. Стиль речи допрашиваемого оказался заразным. — Кто велел?!
Тот вытаращил зеленые глаза, приоткрыл рот, даже руками замахал от ужаса.
— Убить?! Пращура нашего?! Я?!! Да ты не белены ли объелся, добрый господин… Ай! Да я вовсе не могу живую тварь убить! Покалечить разве, а убить — ни-ни! Тем паче — Пращура нашего! Такое и в ум никому прийти не может… — И, подманив сотника пальцем, доверительно шепнул на ухо (якобы чтобы Сам не услышал): — Не знаешь разве, ежели о Пращуре нашем кто плохо подумает, того Умран сразу громом поразит и на клочки разорвет! А ты говоришь — убить! Спасибо, дураков нет, хоть ты мне тыщщу золотом дай! — И продолжил, прибавив голос: — Да и вовсе нам такое злодейство не надобно! Пращура любить надо! Ай! Что дересси, больно!..
Истерическое многословие допрашиваемого начинало раздражать сотника не на шутку. Будь он менее опытен, уже плюнул бы и отпустил глупого парня на все четыре стороны, решив, что не того взяли.
173 
