– Просто удивительно, как много ты знаешь и как мало от твоих знаний пользы. Лучше уж помалкивай.
Хельги обиженно фыркнул. Знания, считал он, всегда приносят пользу, пусть и не сиюминутную. Мыслить надо перспективно.
Очень скоро страдания Ильзы разделили оба принца. Днем позже к болящим присоединился гном.
Орвуд переносил болезнь хуже всех – впал в беспамятство, метался и бранил на языке ДаанАзара какихто недоумков, неправильно заложивших штольню.
– Помрет, пожалуй, – сокрушенно покачала головой сильфида, но в тоне ее проскальзывало нечто подозрительно похожее на удовлетворение.
Хельги сгонял в Уэллендорф, но тамошние лекари исцелять от незнакомой южной заразы не умели. Попытался попасть в Сехал, в Аполидий, – аналогичный результат.
– У тебя ведь полно нитей, – ругала его Энка. – Почему нельзя оставлять их везде, где побываешь? Постепенно получил бы доступ ко всему миру, стал хорошим демоном. Пользу бы приносил. А так – какой от тебя прок? Никуда попасть не можешь!
Хельги злился и шипел.
– Путаюсь я в твоих нитях, неужели не ясно?! Много их слишком. Есть три надежных, Уэллендорф, Меридит и Макс, вот и скажи спасибо!
– Интересно, в мире Макса бывает малярия? – проговорила Меридит задумчиво.
– Про малярию не знаю. Чума и холера точно бывают. Максова тетка… – принялся рассказывать Хельги, но сообразил, что Меридит ждет иной реакции на свой вопрос, и исчез.
– Хочешь сказать, вот эта дрянь может их вылечить? – Энка удивленно крутила в пальцах маленькую белую лепешечку, сделанную на вид из мела. Лизнула. Поморщилась. Раскусила и расплевалась. – Фуу, горечь какая!
– Не тронь! – стукнула ее Меридит. – Зачем портишь?! Вдруг не хватит, они же маленькие!
– Хватит, – успокоил Хельги. – Я с запасом взял.
– Кстати! – Сильфида устремила на него подозрительный взор. – Как это тебе удается перемещать всякую немагическую мелочь аж через границу миров, когда в нашем мире ты якобы даже крупное существо потерять боишься?
Но Хельги не был обескуражен коварным вопросом.
– Очень просто. Они чужие, в Астрале сразу выделяются.
Лепешечки оказались чудодейственными. Людям полегчало на глазах. Жаль, на гномов средство было не рассчитано. Малярия у Орвуда прошла, вместо этого разболелся живот и приключился понос, в результате он обозвал Хельги отравителем. Тот даже обиделся и обещал в следующий раз предоставить неблагодарному полную возможность помереть в собственное удовольствие.
К чести гнома, он скоро все осознал, раскаялся, повинился, и жизнь на плоту водворилось в свое привычное, унылоголодное, но, в целом, мирное русло.
А на другой день, после того как Энке удалосьтаки убедить спутников, что проклятое море не кончится никогда, тростник по берегу поредел, вода вместо затхлозеленой стала лазурной, магическое марево рассеялось, и на горизонте по правому борту (если так можно сказать о плоте) вырисовались контуры прекрасных розовых башен Тиора.
Тиор был нетипичным для Сехала городом. Архитектура его напоминала скорее северные приморские города Староземья, с той разницей, что серый гранит и песчаник здесь заменял чудесный розовый мрамор, неистощимым запасам которого город и был обязан своим существованием и процветанием.
Надо сказать, что это был свободный город, он никогда не входил в состав империи, его даже не пытались прибрать к рукам. Слишком дурной славой пользовались у сехальцев проклятые воды. Слава эта распространялась и на жителей побережья. Их считали страшными колдунами, всех поголовно, включая младенцев и престарелых. Их боялись не меньше шайтанов. На самом деле в городе не было ни одного темного колдуна, ни одного стоящего боевого мага – лишь целители да прорицатели.
Зато войско имелось мощное – сплошь из наемниковкансалонцев, сытых, хорошо оплачиваемых, довольных своей жизнью и готовых защищать розовокаменныи город как собственную родину.
Никого из компании спасителей мира Судьба до сих пор не приводила в этот край, о роскоши и богатстве Тиора они знали лишь по восхищенным рассказам соратников. Ожидания их не обманули. Город был великолепен. Розовым было все: от дворца вельможи до сарая бедняка. Даже в окраинных ремесленных кварталах под ногами похрустывала розовая мраморная крошка. Площади и улицы побогаче были вымощены мраморными плитами, отполированными до блеска, казалось, можно поскользнуться, как на льду. Здесь было свежо и чисто. Пахло морем и магнолиями. Журчали, звенели фонтаны, позолоченные крыши дворцов и башен сияли на южном солнце. И всюду мрамор, мрамор, мрамор…