Во сне, заполучив столько монет, я ужасно обрадовался, потому что сразу смекнул: на них я легко доберусь до Америки, до главного их американского идола. Это мне Макс с Ириной показывали картинки: стоит посередь Америки огромная статуя в виде сердитой тетки средних лет, на башке у нее рогатый венок, в руках факел. На самом деле никакой это не идол, простая скульптура. Элемент архитектуры. Но во сне я этого не знал, свято верил, что с помощью артефакта такой великой силы можно вызвать очень важную богиню, которая непременно ответит, где именно похоронено туловище Карола Освободителя.
Но стоило мне об этом подумать, как добрый бог исчез. На его месте появился мэтр Уайзер, очень исхудавший и потрепанный жизнью, показал непристойный аттаханский жест и противным голосом заявил, что до Америки денег не хватит. Только до стеклодувной мастерской. Этим он хотел меня уязвить. Но ему не удалось. Изделия из дутого стекла – всякие там колбы, реторты, перегонные кубы – всегда вызывали у меня восхищение совершенством форм и желание собственными глазами увидеть процесс их изготовления. Я давно собирался, при случае, побывать в стеклодувной мастерской, да все не дово…
– «…Я давно собирался, при случае, побывать в стеклодувной мастерской… – медленно, по складам, читала Ильза, – да все не дово…»
– Теперь довелось, – с раскаянием вздохнул автор роковых строк.
Да, это была она, стеклодувная мастерская. Чья, какого города, какого королевства – одним богам ведомо. Ясно было одно: основное желание Хельги так и осталось не исполненным: процесса производства он не увидел. Предприятие не работало по причине выходного дня – такая досада! С другой стороны, не бывает худа без добра. Не пришлось объясняться с хозяевами – вряд ли их обрадовало бы внезапное, прямо из ничего, появление в их мастерской компании тяжеловооруженных иноземцев. Спасибо Царю Народов за трогательную заботу: об оружии он не забывал никогда, даже в тех случаях, если оно на момент перемещения лежало в сторонке.
В пустой мастерской царил приятный полумрак. В центре помещения были оборудованы рабочие места мастеров. Вдоль стен, на стеллажах, выстроились тесные ряды пузатых бутылей темного стекла, затейливой формы флакончиков для благовоний (Ильза не удержалась, стащила один, самый маленький), лабораторных колб и реторт, похожих на затвердевшие мыльные пузыри. У входа громоздились ящики с сырьем и боем. Теснота была необыкновенная – повернуться страшно. Дюжине торхов здесь ни за что не поместиться бы. Счастье, что Царь Народов никуда их не поволок.
Но оставил он и Годрика со Спуном, и маленькую Урсулу – видно, счел за чужих. Бросил одних, юных и беззащитных, в проклятом до жути месте!
– Урсула не беззащитная! Она воин! – оскорбилась за сестру Меридит. – Любая диса в ее возрасте способна…
– Вотвот! И я о том же! – подхватила Энка злорадно (нечасто подворачивается такой удачный повод сказать гадость ближнему). – Нежные, беззащитные существа в компании с малолетней неуправляемой дисой, способной истребить все живое на тысячу шагов вокруг! Боюсь, нам уже не застать их живыми! Прикончит как пить дать!
– Типун тебе на язык! – рассердился Орвуд. – Нашла чем шутить!
– Щас как дам!!! – зашипела Меридит, резко развернулась, задела мечом рабочий стол. Раздался жалобный звон битого стекла. Несколько винных бутылей разлетелось вдребезги на клинкерном кирпиче пола.
– Вот росомахи! – отругал девиц брат по оружию. – Столько добра испортили!
– Не испортил и, а испортил а, – невозмутимо откликнулась дочь сенатора. – Твоя сестра неуклюжая, не я!
– Ты тоже виновата. Ты ее спровоцировала, – важно выговорила справедливая Ильза. – А Урсулочка кальдорианцев убивать не станет, я ее зря, что ли, все лето воспитывала?! Но что они станут делать, если к озеру явятся лорды и начнут устраивать конец света – этого я представить не могу.
Этого представить никто не мог. Об этом страшно было даже думать. Нужно было немедленно возвращаться… если бы еще знать, откудавозвращаться!
Для начала выбрались из мастерской на улицу. Дверь – добротную, дубовую, украшенную по верху маленьким цветным витражом, – пришлось высадить самым гоблинским (в мире Макса в подобных случаях говорят «варварским») образом. Стекло не уцелело, вылетело от удара, цветные осколочки разлетелись по мостовой. «Сгубили произведение искусства!» – без особого сожаления отметила магистр Энкалетте.