51 
Она подумала о Сёльве, который неотступно присутствовал в ее мыслях с тех пор, как она увидела его впервые. Вспомнила, какое тепло при этом испытывала, сколько хотела для него сделать.
Потом посмотрела на странное существо в клетке, которое могло быть страшно опасным — не поэтому ли Сёльве держал его в клетке — и совсем растерялась.
Ее вновь потрясли бурные рыдания, за слезами она едва различала клетку, все расплывалось перед ее глазами. Ей казалось, что она видит всех дьяволов преисподней, желтые глаза сверкали, но ей представлялась ласковая, застенчивая улыбка Сёльве. Как же много взвалилось сразу на ее плечи!
Но Елена была добросердечной женщиной. Дьявол или нет — она просто не могла смотреть на это!
Компромисс?
Да, так будет лучше всего. Быть может, это не самый смелый выход, хотя, если честно, она тоже боялась мальчика. Но чувство сострадания было все же сильнее.
— Ты моя бедняжка, — прошептала она, возясь с замком клетки. — Не сердись, что сейчас я не смогу тебя взять с собой, но я простая, напуганная девушка, случайно подружившаяся с твоим отцом. Не знаю, почему он так плохо с тобой обошелся, да и не уверена, что поступаю верно, но смотреть на это я просто не могу!
Не успела она коснуться клетки, как ее обитатель попытался напасть на руки Елены. Оскалил зубы и заурчал так, что она сразу отпрянула.
— Тихо, тихо, — сказала Елена дрожащим голосом. — Я же хочу тебе помочь! Какой противный замок!
В конце концов ей удалось справиться с хитрым засовом. Дверь в клетку почти не открывали, подумалось ей.
— Вот и все, — сказала она. — Теперь дверь удерживает только веточка можжевельника. Тебе придется самому вынуть ее, понимаешь?
Куда там, ничего он не понимал. Во всяком случае, если судить по его непрекращающемуся рычанию.
Елена поспешила выйти из комнаты, забрала с собой стираные вещи и заперла наружную дверь так же, как было до нее. Веревку, однако, она не стала заматывать, чтобы мальчику было легче выбраться — если он того захочет.
И бегом бросилась домой.
«Боже мой, мне надо поговорить с кем-то, — думала она в панике, наблюдая через маленькое окошко за соседним домом. — С Миланом? Или со священником, мне надо пойти в церковь помолиться. Но я же не знаю. Не знаю, правильно я поступила или нет».
Ее пронзила холодная, неприятная мысль.
«Сёльве!»
Как она теперь сможет с ним встречаться?
Теперь она не сможет вести себя так, как раньше.
Чистые, нежные отношения между ними закончились навсегда. Что бы ни произошло.
Господи, если бы она не была так одинока! Если бы ей было с кем посоветоваться!
«Милан, прийди, пожалуйста, скажи мне, что я не сделала ничего плохого! Ты же можешь быть рядом, когда появится Сёльве и мне придется отвечать на его вопросы.
Боже мой, как я напугана!»
И все же Елена понимала, что не могла поступить иначе.
Хейке продолжал сидеть в клетке, когда незнакомка ушла.
Чем-то она была похожа на его охранника, но не во всем. У нее был более мягкий голос. И она не пихала его противными палками.
Она была…
Хейке не знал слова «добрая».
Но присутствие незнакомки наполнило его новыми чувствами. Теплыми и приятными. Инстинктивно он почувствовал, что она желает ему добра.
Для него это было внове, ведь до сих пор он встречал только отчужденность, презрение, насмешки и озлобленность. Одним словом — ненависть!
Это наложило отпечаток на душу Хейке. Как до того страх и отвращение людей формировали всех прежних проклятых рода Людей Льда, превращавшихся в таких же отвратительных людей, как Хейке. Об этом мог бы много рассказать Тенгель Добрый.
Человек, только что побывавший в комнате Хейке и изрядно изумивший и напугавший его, что-то сделал с клеткой. Что?
Эту дверь несколько раз открывал Сёльве. Когда хотел поменять Хейке рубаху.
Незнакомка возилась с дверцей. Что-то говорила, хотя Хейке не понял ни слова.
Словарный запас Хейке был довольно большим. Не так странно, ведь у Сёльве часто не было иных собеседников. Хейке, разумеется, ему никогда не отвечал, это было ниже его достоинства, но он впитывал в себя новые слова и знания. Особенно нравились ему долгие рассказы о Людях Льда! Не было в жизни Хейке мгновений лучше!
Но ведь его жизнь вообще не отличалась разнообразием!
51 
