А эта женщина говорила не так, как Сёльве. Как же Хейке хотелось понять, что она сказала!
Было так приятно, так тепло. Но Хейке не мог описать свои ощущения словами. Они породили в нем необычное, доброе чувство.
Что она сделала с дверцей?
Он осторожно коснулся того места, с которым она возилась. Доски клетки здесь были расположены особенно тесно, поэтому он не смог просунуть руку.
Хейке потрогал запор. Его вновь охватило сильное замешательство. Он не знал, откуда берется это чувство, ведь кроме клетки, он никогда не знал иной жизни, но в нем всегда жило неосознанное стремление вырваться.
Запор был каким-то другим! Он всегда казался каменным, но сейчас двигался!
Что же сделала та женщина?
Хейке затаил дыхание.
Быть может, это что-то не понравится Сёльве?
В таком случае все симпатии Хейке окажутся на ее стороне.
Но от этой мысли он немного испугался. Если Сёльве опять разозлится, он начнет тыкать в него палкой. Непривычный мозг Хейке напряженно работал.
Если только…
Нет, он был не в состоянии свести воедино свои выводы. Мысли свалились на него скопом, они были ему внове и потому ошеломляли.
Дверь?
Он стал упорно дергать за доски.
Они поддались.
Еще раз! Проем стал шире.
Не успев задуматься, Хейке рванул доски со всей силой. Ветка, державшая запор, лопнула с треском — дверь была открыта.
Хейке посмотрел на нее, выдавил какой-то странный звук, а затем со страху наделал в штаны.
Его это совсем не смутило, ведь личная гигиена была для Хейке неизвестным понятием. В свое время он до смерти боялся справлять нужду, потому что Сёльве каждый раз приходил в ярость, ведь ему приходилось чистить клетку. Постепенно Хейке, однако, привык и стал нарочно пачкать клетку, выводя Сёльве из себя.
Дверь была открыта. Дверь была открыта.
Он возвращался к этой мысли снова и снова, пытаясь понять смысл происшедшего.
Сёльве разозлится!
Сёльве здесь нет.
Хейке потрогал рукой пустоту. Пустотой был для него мир вне пределов клетки.
Быть может, там ждет опасность?
Пока, во всяком случае, ему не было больно.
Сёльве и эта женщина — а еще другие люди, которых он видел издалека в поездках — могли быть там, снаружи.
Та женщина?..
Глубоко внутри Хейке сохранялось очень слабое воспоминание о такой же женщине, которая когда-то ухаживала за ним. Но тогда ему не было так приятно. Голос той, прежней женщины не был так мягок.
А может быть, она ему только приснилась.
Скоро вернется Сёльве. Эта мысль обеспокоила Хейке. Сёльве значил для него грубость, побои и тычки палкой. И еще закрытую дверь, может быть — навсегда. Прочно, твердо закрытую дверь. Нет, только не это, — казалось, подумал Хейке.
Сам не понимая этого, он только что обрел ощущение свободы — до сих пор неизвестное ему понятие.
Инстинктивно он наклонился к двери. Его суставы, застывшие от долгого сидения, отозвались острой болью.
Теперь ему было действительно больно! Но Хейке привык и к этому. Боль была неотъемлемой частью его жизни.
Стиснув зубы и протискиваясь сквозь узкий проем, он выполз наружу. В какой-то отчаянный момент ему показалось, что он застрял и уже никогда, никогда больше не узнает, какая она, пустота. Паника придала ему сил. Он развернулся так резко, что его тело, казалось, чуть не разорвало на куски от непередаваемой боли. А вырвавшись на свободу, он в неподвижности скорчился на полу в той же позе, которую занимал последние месяцы, да что там, — последние годы.
Хейке Линд из рода Людей Льда, пяти лет от роду, в первый раз за почти четыре года был на свободе!
Он тяжело и испуганно задышал, ощущая беспомощность перед неизвестностью, мучаясь от раздиравшей тело невыразимой боли и все более ощущая безысходность своего положения.
Время гнало его вперед, страх перед возвращением Сёльве был сильнее всех прочих инстинктов. Он не должен, ни в коем случае не должен дать снова загнать себя в клетку! Страх душил его так, что, казалось, он потеряет сознание. Поэтому он поднялся на руках и коленях и попытался отползти к закрытой двери, через которую, как он знал, можно было выбраться наружу.
Он даже попытался встать, чтобы достать до дверной ручки!
Это привело только к падению и новой боли. Хейке расплакался, боясь, что не успеет выбраться из комнаты.