- На вот, выпей для настроения, - он достал из-под стола бутылку, накрытую стаканом темного стекла. Пробку вытащил зубами, плеснул, не глядя.
Протянул.
- Ее… не было?
Кейрен стакан принял, сжал в руке.
- Ну… была некая Таннис Торнеро… вдова сорока трех лет от роду. Рыжая, к слову. Такая вот ярко-рыжая, с веснушками, но мне почему-то показалось, что твоя девица должна бы быть несколько моложе.
Вдова?
Рыжая, веснушчатая вдова сорока трех лет?!
- Я поинтересовался, не та ли она, кого я встретить должен.
- А она? - стекло захрустело.
- А она вдруг занервничала, стала полицией грозить, - Райдо оскалился. - И вот как-то мне все это охрененно подозрительным показалось. До того подозрительным, что…
Он нервно дернул головой.
- Я и позвал полицию… вдовушка вечерок посидела в камере, а наутро и заговорила. Наняли ее. Вручили документы, билет, велели сойти на первой станции за Перевалом.
Стекло брызнуло в руке, осколки пробили ладонь. И виски, смешавшись с кровью, потекло в рукав.
- От же, - Райдо покачал головой. - Нервный ты стал… в общем, я подумал и решил, что все это дурно пахнет. Нет, твоя девица, не спорю, могла бы тебе ручкой сделать от большой обиды, но вот искать кого-то вместо себя… платить… и главное, нанял-то ее господин в хорошем костюме.
…случайность.
…она сошла бы на станции, растворившись среди людей.
…земли за Перевалом необъятны, и найти кого-то, кто не желает быть найденным… Кейрен бы искал. Сколько? Столько, сколько понадобилось бы, но время уходит быстро. Времени всегда недостаточно.
- Такой вот солидный господин. С подстриженными висками. И костюм на нем был шерстяной… вдовушка работала с супругом, который славным портным был. Глаз у нее наметанный оказался. Утверждает, что костюмчик этот на центральной улице шили… особенно пуговицы приметные, костяные в латунной оболочке.
- Спасибо.
- Не за что, младшенький, - Райдо протянул салфетку. - Руку оботри и рассказывай, во что вы тут без меня вляпались.
…господин в шерстяном костюме. Стриженные виски и, надо полагать, нежная любовь к саквояжам. Украденная монограмма и не только она. Кем он представляется ныне, еще один оживший мертвец. И главное, что с Таннис.
Она жива.
Хотели бы убить, не стали бы затевать представление… нет, все сложнее и много сложнее.
Кейрен вытер руку. Живое железо затянуло порезы и осколки выплавило. Рука горела, пальцы дергались… до утра теперь ныть станет, отвлекая.
- Все… дерьмово.
- Да я уж понял, что не незабудками пахнет, - Райдо продолжал раскачиваться на стуле. - Выкладывай, младшенький… глядишь, вдвоем чего и придумаем.
Кейрен дотянулся до вазы.
Город велик, но он знает запах. И след возьмет.
Чего бы это ни стоило.
Глава 18.
Узкая полоска света пробивалась сквозь ставни. Она ложилась на дощатый пол, рассекая комнату пополам. На левой половине находился старый платяной шкаф, дверцы которого были приоткрыты, и виднелись пустые полки. На правой - стол и кровать.
Кэри сидела на кровати, поджав босые ноги, и глядела на полосу.
И еще на стол, прикрытый полотняной скатертью. Некогда нарядная, та давно утратила первозданную белизну, обзавелась рядом пятен и даже крупной, наспех залатанной дырой. А вышитые георгины поблекли.
Спустив ногу, Кэри потрогала пол.
Теплый.
И деревянная стена тоже… и место странное. Пахнет свежим деревом, смолой. Стены липкие, в янтарных капельках. А ковер на полу - старый, но плотный еще, шерстяной.
Мягкий.
На столе - масляная лампа, в которой масла осталось на самом донышке. Фарфоровый, расписанный розами, таз для умывания. Кувшин. Здесь же - зеркало на ножке, гребень…
Как она сюда попала?
Кэри помнила и руки, и голос, и… ее похитили?
Определенно.
Но кто и зачем?
Надо успокоиться. Вдохнуть поглубже, выдохнуть… вдохнуть и выдохнуть, расплетая запахи, которыми комната полна, выискивая среди них нити-ответы. И найдя, произнести вслух пару слов из тех, которые леди знать не должны. Поднять таз… а лучше кувшин. Увесистый какой. И ручка удобная.
Кэри подвинула стул так, чтобы он оказался напротив двери и, взяв кувшин в руки, приготовилась ждать. Удивительное дело, она не испытывала ни стыда, ни даже смущения, несмотря на то, что была в одной лишь ночной рубашке, скорее неясное непонятное ей самой предвкушение.