Лёгкий, ненавязчивый романчик 
103 
Не страшно.
Ее прижимает к Брокку, руки которого кажутся надежней всех ремней. И Кэри слышит свой собственный, верно совершенно безумный смех. А дракон вдруг распахивает крылья. Они выгибаются шелковыми парусами, слишком тонкими, чтобы удержать массивное тело зверя.
Гул.
И тяжелые удары сердца, скрытого под броней.
Ярко вспыхивают энергетические контуры, все разом, ослепляя и оглушая всплеском энергии. А вывернутые встречным ветром крылья смыкаются над головой Кэри, на долю мгновенья заслоняя солнечный свет. И эта темнота уютна.
Падение становится полетом. Первый удар, и плотный воздух все же держит механического зверя, он же карабкается, выше и выше, выбираясь из пропасти, из каменных берегов ее, подальше от бурлящей реки. Кажется, Кэри чувствует на губах вкус этой воды.
- Вверх, - ветер рвет голос Брокка, играя ошметками слов, но Гранит слышит.
Он изгибается, и длинная шея вклинивается в русло воздушного потока.
Выше.
И еще.
С каждым ударом крыльев, которые распластались от берега до берега. И натягивается до предела алхимическая ткань, дугой гнутся опорные спицы, и не спицы вовсе - кости. Расплываются тонкие нити воздушных перьев, ловят направление ветра.
- Ты как?
- Хорошо! - Кэри кричит, но ее не слышат. Наверное. И повернуться не позволяют.
- Сейчас пойдем выше…
К самому небу, которое, чем дальше, тем прозрачней становится, и синева его обманчивая блекнет, вызволяя черную пряжу ночи. Звезды-алмазы.
Полумесяц-аграф.
Добраться бы…
И почти добравшись, Гранит расправляет крылья. Он вытягивается стрелой, вклиниваясь между шалями ветра, опираясь на них, для него плотных, надежных, и скользит.
- Если не боишься, посмотри вниз. Красиво.
Сине-зеленая, далека земля, нарисованная на шелке. Горы. И предгорья в снегу… тонкие сосуды рек, и кажется, озеро. Или не озеро - бусина, нашитая на лоскутном платке… и еще одна, грубая, каменная, наверное, город.
- Куда мы летим?
- К морю.
Зимнее море написано серым, тяжелым, набрякшим. Грань, расшитая серебром, и еще немного лебяжьего пуха на гривы водяных лошадей. Табун мчится, чтобы разбиться в пену о зубцы прибрежных скал.
- Не устала?
Разве от такого устанешь?
Гранит спускается к самой воде, летит навстречу собственной тени, которая огромна и тяжела. Само море прогибается под весом ее. Того и гляди хрустнет каменная чаша дна, и море выльется в трещину…
- Корабль!
Парусник крался вдоль берега, и потемневшие, пропитавшиеся солью паруса его ловили ветер. Сверху корабль выглядел игрушечным, нелепым… медлительным.
- И еще один…
- Идут в Лагсат, это прибрежный городок, там склады, - Брокк по-прежнему держал ее крепко. - Если хочешь, завтра прогуляемся. Там вечная ярмарка. Оттуда начинается путь на Перевал, вот и свозят все, что только есть. Говорят, даже в сезон вьюг Лагсатский базар не закрывается.
Завтра?
Кэри попыталась обернуться, чтобы разглядеть лицо мужа.
- Сиди смирно, - проворчал он.
Приходится: упряжь держит крепко…
- Я был там однажды. Странное место, - Брокк наклонился и теперь говорил на ухо. - Там есть деревянные лавки в два этажа, старые, еще альвами выращенные… ты же видела?
…их собственный дом в долине, пребывавший в какой-то неизъяснимой полужизни-полудреме. Летом он просыпался, выпуская из стен тонкие побеги, которые садовник-полукровка срезал, утверждая, что сейчас все одно некому рост направить.
Ушли мастера.
А дома остались. И брошенные, забытые, тосковали по хозяевам, способным слышать их. Садовник подкармливал дом, заказывая подводы с навозом, который разбрасывал вдоль линии колючего кустарника, и тонкие змеевидные корни пробивали травяной покров. Они шевелились, и с ними шевелилась сама земля.
Смотреть на это было неприятно.
На стенах дома проступал рисунок жил, а в комнатах поселялся едва уловимый запах свежескошенной травы. Кэри дом терпел, с садовником мирился…
- В них торгуют редкостями… старым серебром или красным буком… каюн-камнем… на самом деле это смола измененных альвами деревьев, из нее делают лекарства. Или кожи дубят. Добавляют в стекла, ты помнишь наши красные кубки?
Не красные - пурпурные, насыщенного цвета, который исчезал, стоило кубок охладить. А нагреваясь, возвращался, тонкими полосами, вихрями и звездами, всякий раз вырисовывая новый узор.
103 
