Лёгкий, ненавязчивый романчик 
118 
Но стоять все равно тяжело, и Кейрен, покачнувшись, опирается на узкий стол.
- Ножевое, - по-своему расценил его движение служащий, он сплюнул на пол и растер плевок ступней. Ботинки на нем были хорошие и, пожалуй, чересчур дорогие для работника морга.
Снял?
Наверняка.
Их же привозят одетыми, при вещах, конечно, когда эти вещи не растворяются в каменных улицах города…
- Или видела чего, или язык длинный… - служащий пощупал волосы.
- Не сметь, - рявкнул Кейрен. - Только попробуй остричь.
Человек насупился, выпятил губу и задышал громко, с присвистом. Он отошел к своему столу, на котором, прикрытый свежей газетой, остывал ужин. Всем своим видом человек выражал обиду. Он имеет право и на вещи этой несчастной женщины, и на ее волосы, которые как назло диво хороши, длинные, мягкие… скупщики такие любят.
Говорят, прежде и зубы выдергивали.
Кейрен потряс головой, отрешаясь от вони морга, в которой перемешались запахи живые и мертвые. Не следует думать о том, что однажды его позовут к…
Выйти, аккуратно прикрыв дверь.
Выбраться из низкой пристройки. Прижаться спиной к небеленой стене. Слева возвышается темная громадина госпиталя. Справа - сад, давным-давно лишившийся листвы. И волглая, она скрывает дорожки…
Дымят трубы. Дымный воздух горек, и Кейрен пьет его, вдох за вдохом, глоток за глотком. Голова снова кругом… и матушка станет пенять, что провонялся.
И опоздал.
Почти опоздал… нехорошо.
Плохо. Муторно. Но снова не Таннис, и разве это - не счастье? С едким привкусом формалина, с промокшими ботинками и желтушным, присыпанным пылью снегом.
Надо идти…
И наконец, сказать, что ему нужна свобода. Кейрен дернул родовой перстень, который сидел на пальце плотно. Не снимается, и прежде он отступал, но сейчас, присев рядом с подтаявшим сугробом, сунул в снег руку. Держал долго, а потом смотрел, как прилипшие к коже кристаллы тают, стекая по пальцам грязными ручьями. Перстень сошел по воде легко, оставив полоску белой распаренной какой-то кожи.
Кейрен сжал кулак.
И сунул перстень в карман.
Отец разозлится… матушка расстроится… но Райдо прав, хватит уже.
- Дорогой, - леди Сольвейг позволила себе нахмуриться, выражая высшую степень недовольства. - Мы почти опоздали.
- Мне жаль.
Вежливая ложь.
И полупоклон. Ей. Дамам. Мать Люты в винном бархатном платье. Сама невеста, привычно-мрачная, напудренная сверхмеры, словно под этой пудрой ее матушка пыталась скрыть разочарование.
А что, еще немного и нарисуют новое выражение лица, только тоску в глазах не спрятать.
Вдох. И выдох.
Леди Сольвейг морщится.
- Дорогой, где ты был? - вежливый вопрос предвестником холодного отчуждения, с которого начинается ссора. Впрочем, когда это матушка снисходила до ссор? Она держала оборону ледяными взглядами, идеальными манерами, собственным совершенством, до которого прочим было не дотянуться.
- В морге, - не стал притворяться Кейрен.
- Служебные дела? - матушка укоризненно покачала головой. - Мне казалось, что тебя должны были…
- Матушка, мы разве не опаздываем?
Приподнятая бровь. Взмах ресниц. И рука невзначай касается прически, словно проверяя, не выбился ли непослушный локон.
О нет, разговор не закончен.
Отложен на время.
Не при посторонних, пусть бы они - уже почти родня, но это "почти", зыбкое, толщиной в волос, не позволяет нарушить представление об идеальной семье.
- Что ты делал в морге? - не переставая улыбаться, спросила Люта. - Кого-то убили, да?
- Да.
От нее пахло цветочной пудрой.
И волосы, закрученные тугими буклями, гляделись неестественно, да и сама она в бледно-розовом платье из переливчатой, какой-то хрустящей с виду ткани, была похожа на фарфоровую куклу. Кукла замолчала, приняв руку. Позволила проводить себя да экипажа и уже там, спрятавшись от настороженного взгляда леди Сольвейг - матушка явно не доверяла будущей невестке - выдохнула:
- Я ее боюсь.
- Кого?
- Твою мать… она вся такая…
- Идеальная.
- Точно, идеальная. А я - нет.
- Ты живая.
- Еще пока да, - Люта поерзала на сиденье, сунула пальцы под корсаж и, резко выдохнув, попыталась его подтянуть вверх. - Жуткое платье. Тебе оно нравится?
Кейрен пожал плечами, честно говоря, ему было все равно.
…та девушка в морге с длинными рыжими волосами, которые остригут несмотря на все запреты, была нагой.
118 
