- Теплоемкость металла недостаточно высокая, - доверительно произнесла она, раскатывая полотно. - И теплопотери проводников ужасают. Я пробовала дома обернуть изолятом. А заодно и сократить длину проводящего элемента…
Она раздраженно откинула волосы.
Красивая.
- …и почти подготовила заявку на патент, - Люта вздохнула и почесала нос металлическим крюком. - У меня уже полдюжины патентов имеются… правда, они все на имя брата, потому что, видите ли, женщина не в состоянии придумать что-то, достойное внимания королевской комиссии.
Она фыркнула и крюк едва не выронила. На носу же остались пятна.
- И вот, я представила, что всю оставшуюся жизнь мне придется возиться с букетами, приглашениями и прочей ерундой… я просто поняла, что через год уже сойду с ума. В лучшем случае.
- А в худшем?
Таннис села на пол. Она должна была бы ненавидеть эту девушку, но не получалось.
- В худшем, - в бледно-зеленых глазах мелькнула тоска, - в худшем, леди Сольвейг сделает из меня свое подобие… это как душу убить будет. Понимаешь?
Понимает, душа Таннис сгорала и все никак не могла сгореть.
- И главное, я в упор не вижу, зачем это нужно? - Люта шмыгнула носом, и стало ясно, что она вот-вот расплачется. - Конфетку хочешь?
Она вытащила коробку из-под вороха юбок.
- Я всегда сладкое ем, когда волнуюсь. А мама запрещает. Говорит, что я располнею и вообще пора взрослеть… но я уже взрослая! Меня знают… не меня, а брата… но писала-то я! Меня даже приглашали работать в королевской лаборатории, но… пришлось отказаться. Я ведь женщина.
Конфеты были кислыми.
- И в результате я должна бросить дело, которое мне нравится и у меня получается, выйти за того, кого не люблю и не полюблю…
- Кейрен хороший.
- Знаю, - согласилась Люта. - Но с ним же говорить не о чем! Я пыталась, честно, но он меня не понимает. Смотрит, кивает вежливо, но я же вижу по глазам, что не понимает. Наверное, я его тоже не понимаю… эта его работа… по-моему, она отупляет. Впрочем, вряд ли он особым умом отличался, иначе бы не пошел в полицию… папе это не нравится. Он бы предпочел военного, но по мне, что военные, что полицейские… никакой разницы. У меня кузен из военных. Он такая… бестолочь. Просто злости не хватает, когда появляется. А раньше вроде нормальным был. Но тебе ведь с ним интересно? Я про Кейрена, а не про кузена, с кузеном ты не знакома… и к лучшему.
Таннис кивнула.
Интересно. И больно, потому что девочка не понимает: ей не позволят бежать.
Люта сморщила носик.
- Я бы поняла, будь я сама сильной крови… так ведь и оборачиваюсь-то с трудом. И Кейрен не лучше… ты же видела его, да?
- Видела.
Синего зверя с горячей сухой чешуей. Голенастого, с виду неуклюжего, тощего. Он утверждал, что вовсе не тощий, а поджарый. Как гончая.
- Он и вправду синего цвета?
- Лазурного.
Люта несколько секунд молчала, грызла карамельки как-то зло, остервенело даже.
- И вот зачем нас сводить? - сказала она, наконец. - Как будто бы их союз нельзя заключить иначе… не понимаю.
Она закрыла печь и вытерла руки о шерстяную юбку.
- Мы все будем несчастны. Ради чего?
Таннис не знала ответа на ее вопрос. И мелькнула безумная мысль помочь девчонке. Пусть бежит, к любовнику ли, к черту рогатому, но когда о побеге узнают, случится скандал. А скандал - хороший повод разорвать помолвку. И Кейрен получит свободу.
Как надолго?
Найдется другая девица достаточно благородных кровей, чтобы это устроило леди Сольвейг. И состоится новая помолвка, а там и свадьба…
- И куда ты собираешься?
- За Перевал, - Люта сдула прядку. - Здесь меня точно станут искать, а там… я все продумала.
Вряд ли. Она не представляет себе, что такое - жизнь в одиночку.
Не для светлых сахарных девочек из хорошего рода.
- Поселюсь в каком-нибудь тихом городке, открою свое дело… мастера везде нужны…
…не те, которые в юбках.
- У меня ведь получится?
И сама себе ответила.
- Конечно, получится! Но это несправедливо, что так… прятаться. Но я сумею! Веришь?
Люта сжала кулачки.
- Верю. Правда я… всего лишь человек.
- И женщина.
Женщина, верно, которая не представляет, чем заполнить пустоту в груди. Слезами? Слез нет, закончились. Криком бы… кричать, до сорванных связок, до горла треснувшего, как старая заводская труба, до глухоты, немоты.