Последние отзывы

  24  

Сегодня можно. Особый день: у них получилась.

А над ангаром, пробуя на прочность подаренные крылья, кружит дракон. Он еще свободен. И Брокк смотрит на него до тех пор, пока шею не начинает ломить от боли. И глаза слезятся. Ему суют в руки его же перчатку, наполненную шампанским.

— За вас, Мастер! — Олаф подпрыгивает от избытка эмоций. И шампанское выливается из перчатки.

Брокк пьет. И пузырьки щекочут нёбо, покалывают язык.

Даже проснувшись, Брокк ощущает это покалывание и кисловатый вкус шампанского. А перед глазами стоит тень дракона. Ему недолго выпало летать на свободе.

Вставать смысла не было. До рассвета еще далеко, дождь шелестит, ласкаясь о стекла. И пустота комнаты давит на нервы. Снова ноет отсутствующая рука, а голову сжимает знакомая тяжесть. Еще немного, и сон вернется.

Брокк знал. Не сопротивлялся.

Он закрыл глаза и раскинул руки — кровать была слишком велика для одного, и странное дело, даже под пуховым одеялом Брокк мерз. Он лежал, смирившись с неизбежным.

…тени гор у самого горизонта. Шаг назад и растворятся, сольются с белой лентой, разделяющей небо и землю. Пока же горы почти игрушечные, фигурки из сине-зеленого стекла на ладони Брокка. Но с каждым взмахом драконьих крыл, они приближались. Росли. И выросли, добравшись вершинами едва ли не до неба. Оно приподнялась, не желая быть распоротым острыми их пиками.

Узкая полоса Перевала — рваная рана на гранитном теле, и застывшая лава подобна сукровице. Брокк слышит голос земли. Стоит позвать, и рана раскроется, выпустив нестабильные жилы, наново затопив новое русло огненным потоком.

Странно, что в этом сне нет ветра, хотя дракон летит быстро.

И в какой-то миг он падает, скользит отвесно, лишь в последний миг расправляя крылья. Хлопают. Выгибаются. Гудят от напряжения жилы суставов, и гнется змеевидное тело, почти переламываясь. А механическое сердце сбивается с ритма, но все же выдерживает перегрузку.

Брокк вновь отмечает, что надо увеличить энергоемкость кристалла. Собственные его возможности ограничены, он и так достиг потолка, но если попробовать вырастить контур, поручив наполнение кому-то иному, то сопряженная структура может получиться интересной.

Мысль была знакомой и несвоевременной.

И сон от нее отмахнулся.

Дракон же пересек границу Перевала и, спустившись к самой земле, скользил над лоскутным ее покрывалом. Мелькали и исчезали ленты рек, желто-зеленые пятна полей и лугов, темная насыщенная полоса леса… черные прорехи человеческих поселений.

— Не надо, — Брокк хлопнул по чешуе дракона, но сотворенный им же зверь не услышал.

Он двигался к цели, и цель была близка.

— Разворачивайся.

Знакомая синева озер. С высоты драконьего полета они — аквамариновые бусины на бархате леса.

— Слышишь, разворачивайся! — Брокк кричит, и голос рвется.

Сон забирает звуки, оставляя лишь мерное щелканье механического драконьего сердца, скрип суставов и стеклянный перезвон шаров, в которых заперто пламя.

И Брокк, свесившись с седла, пытается развязать страховочные ремни. В этом сне рука одна. Левый рукав подколот, и культя мешает удержать равновесие. Но Брокк справляется.

Одна за другой раскрываются защелки, и ремни падают. А он пригибается к драконьей шее, пальцами пытаясь ухватиться за чешую, которая оказывается слишком плотной. И Брокк скользит, почти соскальзывает на неровную плоскость драконьего крыла.

Наяву его бы сдуло, но во сне есть шанс все исправить.

— Я тебя создал…

Зверь не слышит.

А цель близка. Он снизился настолько, что Брокк видит белые стены Аль-Ахэйо, мраморного дома, который много больше, чем дом. Каменное кружево королевского наряда.

Дворец хозяйки Лоз и Терний укрыт под холмами, но Аль-Ахэйо беззащитен. Вот проплывает колоннада королевского пути, где каждая колонна украшена статуей. Их создал Экайо, безумный скульптор, что был влюблен во все свои творения и не находил в себе сил расстаться с ними.

Сама дорога, убранная тяжеловесным крапом гранита, видится Брокку рекой.

Вспыхивает солнечный янтарь окраин, в которых нет ничего от обычной грязи, присущей бедным городским кварталам.

Кольца трех стен. И белоснежное великолепие дворцов, которые растут, обласканные здешним солнцем.

Аль-Ахэйо не знает зимы.

  24