109 
— Девочка, слишком рано. Тебе будет больно.
— Мне уже больно.
Я не справлюсь одна. А если вдвоем… и это не я, это место виновато. В нем слишком много жизни, которую мне не удержать. Щедрое.
— Родничок, — шепчет Оден.
Источник.
Но какая разница? Никакой.
Почему-то очень страшно все снова забыть, и я заставляю себя запоминать. Его прикосновения, и мягкие, и требовательные. Пальцы, которые медленно скользят по шее, по груди, задерживаясь на животе. Жар внутри, поддавшись ласке, стихает. Капли пота на коже.
И вкус ее.
Действительно вкус камней, которые остались на берегу моря, где-то очень далеко, в моем детстве. Губы сухие. А от прикосновения к ногам щекотно.
Самую малость.
Боли нет. И у меня получается остаться собой. Но потом я все равно засыпаю, странно-счастливая. Оден рядом. Теперь я слышу его во сне, и так правильно. Почему? Не знаю. Просто правильно.
Счастье не исчезает за ночь.
Только пить охота, и я собираю капли росы, оседлавшие сухие стебли вереска. А Оден приносит флягу, но с вереска вода вкуснее.
— Мне казалось, что я сразу видеть начну. — Оден садится и протягивает сухарь, черствый, но вкусный до безумия. Оказывается, я зверски голодна.
— Ты не видишь?
— Солнце. Оно яркое, только размытое очень. И светлое вокруг — это небо?
Светлое, прозрачное, и последняя звезда еще висит над горизонтом, грозясь истаять.
— Забыл, как небо выглядит.
Если зрение начинает восстанавливаться, то это хорошо — наверное.
— Вчера было совсем тускло. Сегодня ярче.
А завтра?
Или послезавтра? Когда он настолько восстановится, чтобы видеть не только размытые цветные пятна? И что станет со мной?
— Оден, ты помнишь, что я…
— Альва? Помню. — Он стягивает плащ и ложится рядом.
Сорвав травинку, начинает рисовать на коже узоры. И мне щекотно.
Поначалу.
— Как помню твой запах… и вкус тоже… и то, что у тебя здесь ямочки.
На ягодицах? Я пытаюсь вывернуться и рассмотреть, только не получается. Оден все выдумал.
— И под коленкой. — Он не собирается оставлять меня в покое. — Здесь кожа очень чувствительная… — Сухой стебелек касается нежно. — Как на запястьях… или вот здесь…
Клубок солнечных змей в моем животе рассыпается, и сила тянется навстречу тому, кто готов ее принять. И я уже не боюсь сгореть, просто… мне нужно поделиться.
Сами по себе родники умирают.
Мы остались на Лосиной Гриве еще на восемь дней, совершенно безумных, когда каждый похож и непохож на другие. И я почти разучилась видеть время. Почти поверила, что так будет всегда. Ну или еще очень и очень долго…
Все-таки наивность неискоренима.
Я проснулась от взгляда, внимательного и весьма недоброго. Оден был рядом. Он сидел, упираясь кулаками в землю, выгнув плечи и опустив голову. И выражение лица такое, словно раздумывает, сейчас меня убить или немного попозже.
— Оден, я…
Он зарычал.
А потом его вырвало.
И да, больно быть наивной дурой.
Глава 25
ВОЛЧЬИ ИГРЫ
Стальной Король перекатывал в руке речные камушки, круглые, вылизанные водой до блеска, но было бы глупо полагать, будто его величество и вправду увлечен этим занятием столь сильно, сколь желает показать.
Завершив доклад, Виттар замолчал.
— Аномалия, значит…
— Возможно, что пустышка.
Крайт — мальчик талантливый, но и он ошибки совершает.
— Возможно, — согласился король, разглядывая пальцы. — На Перевале режим ограниченного доступа. Вот пусть и остается… а данные передай разведке, глядишь, и спасибо скажут.
В этом Виттар крепко сомневался. Королевскую разведку он недолюбливал. Впрочем, нелюбовь эта была сдержанной, устоявшейся и не мешавшей взаимопониманию.
— От нашей дорогой сестры, — лицо короля исказила болезненная гримаса, — всего можно ожидать… пусть присмотрятся. Аккуратно.
— Я подумал, что…
Вариант был совершенно безумным, но в то же время логичным.
— Понимаю. Возможно. Но это ничего не меняет, Виттар. Пусть присмотрятся, — с нажимом произнес король. — Очень аккуратно. Если Оден до сих пор жив, то пара дней изоляции ему точно не повредит.
Разведка умеет работать.
109 
