211 
— Извини. — Она потерла раскрытой ладонью нос. — Я не боюсь высоты, но… это даже не высота. Это жуть какая-то!
— Уже все. Почти.
— Ты что, всю дорогу вот так… держал меня?
— Да.
— Спасибо. — Все же она немного расслабилась и поручень наконец отпустила.
Вагончик опускался.
Он был небольшим и весьма комфортным, но вряд ли использовался часто. Внутри еще пахло деревом и кожей. И ковер, и крохотный дорожный столик, под которым умещался короб со столовым сервизом на две персоны, и сам сервиз, и меховые одеяла выглядели совершенно новыми.
— Нас ждут, да? — Эйо потрогала длинный ворс.
— Ждут.
— И знают, кого ждут?
— Знают.
Оптограмму отправили еще позавчера, и Оден лично проследил, чтобы ее продублировали на исходной станции.
— Нет, я не о том, что ты прибудешь… я про… — Она вздохнула. — Меня там точно видеть не готовы. Они думают, что я…
— Эйо, тебя не должно волновать, что они думают. Ты — моя жена. Все.
Для него. Не для нее.
И переубеждать бессмысленно. Она снова осталась без дома. Вероятно, мир кажется ничуть не более надежным, чем этот вагончик, скользящий по паутине металлических нитей.
— Ты моя жена, — повторил Оден на ухо. — И я никому не позволю тебя обидеть.
Станция начиналась с двух кружевных опор, выглядевших столь ненадежными, что Оден и сам засомневался в том, что они и вправду способны выдержать тяжесть сети. Металлические тяжи звенели от напряжения. Гудело живое железо, пробираясь по тончайшим патрубкам, и медленно разворачивались черные крылья, собирая солнечный свет.
Вагончик поставили на якорь и подали сходни.
Пахло асбестовой пылью. Раскаленным металлом. Сухим навозом. Дымом. Деревом. Звенели отбойные молотки. Раздавался скрежет и лязг. Слева из огромной вагонетки, напоминавшей распотрошенную китовую тушу, выгружали доски, катили по настилу массивные бочки, перевитые сетями. И царящее вокруг безумие странным образом успокоило Эйо.
— Город отстраивается. — Одену приходилось перекрикивать и голоса, и шумы, обычные для порта, каким бы он ни был. — Когда дорогу откроют, здесь будет…
Она покачала головой и коснулась уха: не слышит.
А встречали трое. Черный мундир разведки и двое армейских. Все при чинах. Регалиях. Наградах.
Приветствие было кратким. Сдержанным. Никого из троицы Оден не знал, но возможно, и к лучшему. Новое место. Новые люди.
Дом на ближайшие года два. Возможно, что и дольше.
— Боюсь, на Гримхольде только-только расчистку начали. И условия здесь не самые подходящие для… леди. — Нагор из рода Высокой Меди говорил со всем возможным почтением. Но вот взгляд его задержался на Эйо чуть дольше дозволенного.
Любопытство?
— Если леди будет угодно, — спокойно продолжил Нагор, — то в Эртейне для нее подыщут дом. Моя супруга с удовольствием помогла бы вам обустроиться.
Эртейн, если память не подводила, был небольшим городком лигах в двадцати… и наверняка там и вправду условия получше.
— Нет. Спасибо.
Она боится.
И оставаться здесь, и уезжать.
Дома различались по цвету. Их возводили из необструганных досок, которые быстро теряли исконный светло-золотистый окрас. Чем старше строение, тем более темными были его стены.
Грязь.
Смрад.
Опилки. Перестук молотков, визг пилы. Лужи в свиных загонах. Коновязи. Кабаки. Бордель и высокий, разрисованный аляповатыми картами игорный дом.
Людей в форме много, но не меньше и тех, кто подтягивался к Гримхольду, в надежде просочиться на запертые тропы, провести по ним караван с живым грузом или же с редкими товарами, что сулят немалую прибыль на той стороне.
От низкой чайной отчетливо несет опиумным духом…
А вот у казарм почти чисто. Двухэтажное строение офицерского общежития, возведенное впритык к скале, выглядит вполне себе надежным. Да и гостиница имеет вполне приличный вид, в отличие от той, которая вплотную примыкает к борделю. Номер тесноват. Небольшая гостиная с узким окном, забранным решеткой. От подоконника сквозит, да и рамы рассохлись. Пол скрипит. Ковер местами протерт. Спальня, в которой с трудом уместились огромная кровать, массивный шкаф с треснувшей короной и секретер, почти закрывший единственное окно.
— Ну… не так и плохо, — сказала Эйо, трогая лоскутное одеяло. Поверх него на кровати возвышалась гора из подушек.
211 
