Склон сползал к реке, разноцветный, как то одеяло из гостиницы. И по нему, неумелые, зыбкие, карабкались туманы. Соскальзывали и вытягивались над водой белыми саванами. Сквозь прорехи проглядывало серое полотно воды.
— Мы успели закрыть ворота, но и только.
Гудели барабаны. И сама земля отзывалась на зов королевы. Она выпускала змеи лоз, и колючие тернии впивались в скалу, вырастая штурмовыми лестницами. Хрустела кладка. И громко хлопали разрыв-цветы.
Закрыв глаза, Оден слушал камни.
Все как тогда… разве что дождя не было. А сейчас омывает лицо, стирает горечь.
— Оказывается, я должен был отступить.
А не играть в героя.
— Я думал. Я спас бы многих, но…
…был Перевал. И город за ним. Молодая жила, которая могла погибнуть. Король… и клятва.
— Ты остался. — Его радость тоже слышит жалобы гор. И хорошо, что только их. Голоса, которые стояли у Одена в ушах, сводили с ума.
Обвиняли.
Желали мести.
Ведь получается, что все зря… и мальчишки, легшие на стене. И отчаянный зов, на который откликнулась жила. Усилие на грани возможного и за гранью его. Прорыв. Огонь.
Боль.
И четыре с половиной года темноты.
Подвиг? Или глупость?
— Ты сделал то, что должен был. — Голос Эйо заставляет очнуться. — Тебе нечего стыдиться.
С нее слетел капюшон, и на светлых волосах блестели капли дождя.
— Вот здесь… — Он узнал это место, крохотный пятачок на гранитной ладони. Камень здесь ничем не отличается от иных камней. — Здесь я умер. Почти.
Эйо вздохнула и прижалась щекой к его раскрытой ладони. Пальцы она разгибала силой.
— Ты жив. И я. И остальные тоже… и жить будем. Я уеду в Эртейн, а ты останешься здесь. Будешь возвращаться, хорошо бы каждый день, но как получится. Хотя скоро зима и ночи будут долгими. Я буду ждать тебя каждый вечер. И буду злиться, когда ты не приходишь. Скучать. Письма писать… и ты тоже однажды напишешь брату.
С ним получилось попрощаться, но как-то так, что осталась заноза под сердцем.
— Сначала просто письмо. Ничего важного, расскажешь, как тут обустроился… или спросишь про то, как он справляется. А он ответит. И когда-нибудь вы снова научитесь доверять друг другу.
Возможно.
— Ты же все равно любишь его. А он — тебя. Можешь ворчать сколько хочешь, но это правда. И не вздыхай, я точно знаю.
Знает, радость зеленоглазая.
— А по весне тебе надоест мотаться, и ты построишь дом. Небольшой, для двоих… и вереск зацветет. Ты говорил, что здесь много вереска…
Он и вправду расцвел в начале лета, упав на склоны гор бело-лиловым покрывалом. Солнце раскалило камень и землю, и медвяный аромат вскружил голову.
Мне хотелось петь и кричать.
И еще сделать какую-нибудь глупость.
Например, упасть навзничь и лежать, глядя в небо. О да, я знаю, что леди не бегают по вересковым пустошам, не визжат как оглашенные и от мужей законных не отбиваются.
Правда, от него не отобьешься.
Падает рядом, отфыркивается, и взгляд такой укоризненный, что того и гляди совесть проснется.
Только Оден на мою совесть рассчитывать не привык. Перехватив меня лапой, подкатывает ближе к себе, сует нос в ухо и шумно дышит. А вроде бы взрослый, солидный… щекотно, между прочим.
И будут ведь говорить, что это я на него дурно влияю.
Заваливаясь набок, я пытаюсь оттолкнуть его лапой, но попадаю в пасть. Оден нежно прикусывает подушечки. Полнейшее безумие, но мне хорошо…
Осень осталась позади.
Эртейн — небольшой некогда городок, стремительно разраставшийся. Здесь дощатые хибары липли к старым домам, что кирпичным, что деревянным, но одинаково солидным, при неизменных колоннах, лестницах и мраморных вазах, в которых скапливалась вода. Мощенные камнем улицы зарастали грязью, а дождь лишь размывал зыбкие грани условностей.
Я не хотела оставаться.
А Оден не хотел оставлять меня, но водил по дому, прислушиваясь к старческому его кряхтению. Прежние хозяева не слишком-то хорошо о нем заботились. Паркет из бука потемнел, зарос грязью, а кое-где вздулся горбами. Двери скрипели. Стекла были мутны. На древней ванне шрамом выделялась кое-как заделанная трещина. Бронза кранов позеленела.
— Вряд ли так просто найти подходящий дом. — Я обняла помрачневшего мужа. — И этот неплох. Надо просто им заняться.