Особенно,... 
86 
Я открыла глаза.
– Не понимаю.
– Закройте глаза.
Глас прокатился от стены до стены. Мои глаза снова закрылись.
– Вы существуете только внутри себя, – сказал Бэрронс. – Никто вас не видит. Вы никого не видите. Вы вне морали, вы неподсудны. Закона нет. Нет добра, и нет зла. Что вы ощутили, взглянув на тело сестры?
Во мне вспыхнула ярость. Дикая злость на тех, кто сделал с ней это. И гнев на Бэрронса за то, что вытащил это воспоминание наружу. Мысль о том, что никто меня не видит и не может осудить, освободила что-то во мне. Меня захлестнули горе и злость.
– А теперь скажите мне, кто вы.
– Месть, – холодно сказала я.
– Уже лучше, мисс Лейн. Но попытайтесь снова. И, говоря со мной, склоните голову.
Когда урок подошел к концу, у меня шла кровь. Из разных ран. Я сама себя ранила.
Мне стало понятно, почему он это делает. Ночка все же выдалась горячей. Но я не занималась любовью, а училась жизни. Мне необходимо было научиться. И я не упущу ни малейшей возможности.
Когда Бэрронс приказал мне взять нож и порезать себя, в темной пелене, окутавшей мое сознание, что-то блеснуло. Нет, я все же ранила себя, но что-то во мне проснулось и сопротивлялось. Оно было во мне, это тайное место, главное – докопаться до него. Интересно, сколько времени у меня на это уйдет и в кого я к тому времени превращусь? Именно поэтому Бэрронс стал таким, как сейчас? Кто заставлял Иерихона Бэрронса опуститься на колени? Я не могла себе этого представить.
– А ты ранил себя, когда учился? – спросила я.
– Много раз.
– И сколько времени у тебя ушло на учебу?
Он сухо улыбнулся.
– Много лет.
– Но это невозможно! Мне нужно научиться Гласу уже сейчас! Хотя бы сопротивляться ему, иначе я не смогу приблизиться к большому «Г».
Я думала, что он начнет возражать по поводу Гроссмейстера, но Бэрронс ответил просто:
– Именно поэтому я пропустил годы тренировок и перешел сразу к сложному этапу. Сегодня было лишь начало… боли. Если вы не можете с этим справиться, скажите об этом здесь и сейчас. Больше я спрашивать не буду. Я зайду настолько далеко, насколько, по моему мнению, вы способны зайти.
Я глубоко вдохнула и резко выдохнула.
– Я справлюсь.
– Перевяжите себя, мисс Лейн. И воспользуйтесь вот этим. – Он протянул мне маленький флакон с маслянистой жидкостью.
– Что это?
– Это ускорит заживление.
Когда я вернулась, Бэрронс открыл дверь и повел меня в ночь. Я инстинктивно взглянула направо. Уже знакомая гигантская Тень темным облаком повисла над крышей соседнего дома. Она грозно зашевелилась и начала сползать в мою сторону по кирпичному фасаду.
Бэрронс вышел на крыльцо за моей спиной.
Тень отступила.
– Да что ты такое? – раздраженно поинтересовалась я.
– В Серенгети,14 мисс Лейн, я был бы гепардом. Я сильнее, умнее, быстрее и голоднее всех остальных тварей. И я не извиняюсь перед газелью за то, что собираюсь ее съесть.
Я вздохнула и направилась к мотоциклу, но Бэрронс повернул налево.
– Мы пойдем пешком? – удивилась я.
– Первые несколько часов. Я хочу взглянуть на город, а потом вернуться за машиной.
Невидимые заполонили улицы. Но невероятно высокий уровень преступности не сдерживал и людей. Два мира смешались – беспечные люди, некоторые уже полупьяные, некоторые только приступившие к ночному веселью, смеялись и разговаривали вперемешку с хищными, мрачными, сосредоточенными Невидимыми. Магия Фейри стала какой-то небрежной, и если раньше мне приходилось смотреть мимо, то сегодня я к ним приглядывалась. Город превратился в подобие зловещего карнавала.
В толпе были Носороги и странного вида уличные «продавцы» с огромными глазами и без рта, были крылатые и очень быстро бегающие твари. Некоторые полностью закутывались в магию и разгуливали по тротуарам в компании людей. Другие сидели на крышах, как хищные птицы, высматривающие добычу. Я почти ждала, что кто-то из них узнает нас и поднимет тревогу, созывая остальных.
– Они заботятся лишь о собственных интересах, – успокоил меня Бэрронс, когда я упомянула об этом. – Они служат хозяину до тех пор, пока он в пределах видимости. Но настоящий хозяин Невидимых – голод, а Дублин для них – шведский стол. Они сидели взаперти сотни тысяч лет. От них мало что осталось, если не считать этого голода. Думаю, поэтому они такие… пустые. Они ослепли для всего, не связанного с голодом.
Я взглянула на него. Последние слова прозвучали странно… Мне показалось даже, что он жалеет Невидимых.
86 
