Особенно,... 
42 
— Ох, ну этопросто не сработает, — сухо сказала Джесси, когда Кейон вышел из ванной. Она вскочила с кровати и отошла к окну, чтобы смотреть на него с безопасного расстояния. Сидеть на кровати, когда в комнате находится этот мужчина, казалось ей не самой удачной идеей. — Возвращайся обратно и оденься, — скомандовала она.
Забавно было то, что буквально за минуту до этого Джесси спорила сама с собой, в каком обличье древний горец решит выйти: скромно в килте, чуть менее скромно в полотенце или же полностью голым, с хищными повадками.
Она поставила на то, что он явится голым. И задолжала сама себе пять баксов.
Кейон положил перевязь на письменный стол. На нем было два полотенца: одно на талии, другое обернуто, словно тюрбан, вокруг головы. И это было ничуть не лучше, чем видеть его полностью голым. Больше всего Джесси хотелось стянуть и выбросить эти полотенца.
Словно прочитав ее мысли, горец наклонил голову и развернул одно полотенце, выжимая лишнюю воду из своей темной гривы. Выпрямившись, он отбросил волосы назад, за плечи, металлические бусины зазвенели. Тоненькие ручейки сбегали по его могучей татуированной груди, сливались в маленький поток и обтекали окруженный татуировкой сосок. Бицепсы напряглись и заиграли под кожей.
Джесси облизала губы, думая о том, что же, черт возьми, с ней не так. Никогда раньше у нее не было такой реакции на мужчину.
Достаточно было просто посмотреть на него, и внутри все начинало трепетать. Не то чтобы она раньше не встречалась с красавчиками. Встречалась. Кенни Дирайсио был Первоклассным, Несравненным Итальянским Жеребцом. Даже умница Джинджер, которая была так же поведена на работе, как и она сама, сказала: «Джесс, послушай моего совета, пропусти несколько занятий в этом семестре и прыгай на него. Такой тип нечасто встречается».
Но Дженни этого не сделала — не стала на него прыгать. Она даже вызвалась вести еще один семинар, и поэтому они расстались, и теперь Джесси поняла, почему так поступила. Ее мозг восхищался внешностью Кении, но тело почти не участвовало в этом. Ее никогда по-настоящему не заводил ни один из тех, с кем она встречалась.
Однако с Кейоном МакКелтаром, несмотря на тот факт, что разум Джесси не хотел иметь с ним ничего общего, тело жаждало всего, что в принципе возможно между мужчиной и женщиной. Ее тело не просто завелось, оно превратилось в духовку для выпекания маленьких маккелтаровских булочек.
А этот человек жил в зеркале. И это было плохо.
— Ты не послала за едой, Джессика?
Джесси снова моргнула, пытаясь направить мысли в другое русло.
— Послала, но ее еще не принесли. Слушай, я тут подумала: а какой же у тебя план?
— Спать с тобой.
— Нет, я имею в виду план, который может сработать. — Она оскалила зубы в пародии на улыбку.
— А, такойплан. Ну что ж, я прямо сейчас подойду к тебе и буду тебя целовать, пока ты не начнешь срывать с себя одежду и умолять меня тра…
— Я не этот план имела в виду.
Как, черт побери, он умудряется двигаться так быстро?
Секунду назад он был в другом конце комнаты и между ними были две кровати, а в следующий миг одна большая ладонь подняла ее лицо за подбородок, а другая жарко и властно легла на талию. Этот мужчина был невероятно быстрым. Что отлично обеспечивало ей защиту — от всех, кроме него.
Он смотрел ей в глаза, и его взгляд пылал жаром. Медленно, почти лениво, Кейон склонился к ее губам, продолжая смотреть в глаза. Когда он стоял так близко, он был не просто прекрасен. Глаза цвета виски, обрамленные темными ресницами, мерцали золотой глубиной. Смуглая кожа с темным налетом щетины была словно бархат. А губы, чувственные, розовые, мягкие, приоткрылись в намеке на улыбку.
— Скажи, чтобы я не целовал тебя, Джессика. Прикажи мне это. Сейчас. И произнеси это так, чтобы я тебе поверил, — мягко проговорил горец, и его дыхание коснулось ее губ.
— Не целуй меня. — Джесси облизала губы.
— Попробуй еще раз, — сухо отозвался он.
— Не целуй меня. — Она тянулась к его телу, как сталь к магниту.
— Попробуй еще раз, — прошипел он. — И берегись, женщина, это твоя последняя попытка.
Джесси глубоко вздохнула.
— Не… — Еще один глубокий вдох. — Целуй меня?
42 
