Змеиный хвост обвивал плечи, и яд сочился не в чашу, но стекал по белым рукам Ровы, падал на землю, оставляя глубокие ожоги.
– …пенье птицы, лунный свет, крик лисицы, лютик-цвет, южный ветер, цвет зари, хвост пиявки, хрюк свиньи, почку ивы, блеск звезды, желтизну от череды… – она перечисляла ингредиенты голосом Моссакеринген и лицо ее примерила.
Варг стиснул зубы.
– А ты только и умеешь, что кровь лить. Не в ней дело.
Копыта коня хрустели по мертвым пальцам.
– Кровь – это всего-навсего кровь, мальчик. Выходи. Ты же здесь. Я слышу… они слышат.
Лай несся издалека, со всех сторон сразу, оглушая, побуждая бежать, спасаться от неудержимой стаи. Но Варг устоял. Псы заткнулись. Они упали на брюхо, поползли, оставляя на земле глубокие борозды. Розовые языки их лизали землю, силясь подобрать пролитое, все, до капли.
– Что тебе надо, Варг? – она глядела на неразумных своих детей сверху, глядела с печалью, не имея сил остановить их. – Я нарушила равновесие? Нейтралитет, как говорят ныне? Пускай.
Псы жрали землю, жадно, давясь корнями и костями. Они тут же выблевывали сожранное и, скуля, не в силах остановиться, принимались жрать снова.
И всадники, стоявшие за кругом, ожидавшие своего часа, волновались.
Варг поднял бочонок, потряс его, чтобы те, оголодавшие, услышали звук. А после бросил, что было силы. И хруст дерева, разрубленого мечом, стал лучшим из звуков.
– Теперь я тебя вижу, – сказала Рейса-Рова. И змеиный хвост ее взметнулся плетью.
А легкое копье из омелы вошло в правый глаз Ровы.
– Мне конь нужен, – Варг не позволил ей упасть, принял на руки, обнял и, уложив на плащ, сказал. – Извини, пожалуйста. Но мне действительно очень нужен твой конь. А тебе – покой.
Омела стремительно прорастала в тело, она пускала корни и рассыпала бисер невзрачных цветов, которые не раскрывались – лопались со влажным звуком мыльных пузырей.
Варг сдавил голову Рейса-Ровы ладонями и, склонившись к губам, выпил ее боль. А потом голова треснула. Осколки черепа рассекли цепи, отпуская свиту.
Эхо грозы пролетело над местом, пригрозило молнией, но не ударило.
– Эй вы! – Варг поднялся. Колени его дрожали, а на шее вздулись жилы, точно на плечи его упала немалая тяжесть. – Вы все! Вы свободны! Идите!
Псы были мертвы. Всадники – пока живы.
– Идите! Разве свобода – не то, чего вы хотели?!
Покачнувшись, он едва не упал, но вцепился в коня, пробив пальцами бумажную его шкуру.
– Идите же! Скачите! Несите весть! Нет больше Дикой охоты! Разве это не доброе дело?
У него получилось запрыгнуть в седло. Варг обернулся: на плаще его выросла ива, молодая, но искореженная омелой. Обе проживут недолго. Но в этой земле уже достаточно костей, чтобы еще одни смутили хоть кого-то.
Всадники стояли.
Смотрели.
Ждали.
Чего?
– Идите же! – Варг рванул поводья, раздирая коню пасть. – Идите! Вы свободны!
– А ты – нет, – сказал Хильбланди, прежде, чем развалиться на куски. – И это тоже доброе дело.
Глава 9. О чудовищах и героях.
Драконица раскачивалась. Передние лапы ее расставленными локтями стучались в стены, оставляя круглые вмятины. Задние продавили ступень и запутались в сети арматуры.
Сомкнулись веки из лунного камня, а в брюхе-пузыре загудело, заурчало да и выплеснулось уже не огнем, но золотой отрыжкой. Она стремительно застывала, вычерчивая на драконьей броне новые узоры. И Семен Семенович Баринов, будучи в сущности человеком здравомыслящим, подумал, что отступление в данном случае вовсе не позорно.
Вполне вероятно, что он и отступил бы, когда б не треснувшая стена, из которой жгутом ожившей проводки выпал драконий хвост. Он лег у самых ботинок и мелко завибрировал, рассыпая сонмы желтоватых искр.
– Твою ж… – Баринов перехватил лом и замахнулся. – Брысь пошла!
Естественно, драконица и не подумала сдвинуться с места, разве что раскачиваться прекратила.
– Брысь, – не слишком уверенно повторил Баринов.
– Т-тай!
– Чего тебе дать? Это? – он повернул лом, и стекляшки в рукояти тускло блеснули. – Или чего?
Веки дрогнули. Расползались они медленно, исчезая где-то под костью, и покатые драконьи глаза выдавливало из черепа.