183 
Они визжали, как собаки, и Лялька зажала уши, чтобы не слышать визга. Она опустилась на землю, сжалась в комок и сидела, напевая себе колыбельную:
– Ложкой снег мешая, ночь идет большая… Что… что же ты, глупышка, не спишь?
Зверь вернулся к ней. Остановился. Холодный его нос тронул волосы, а шершавый язык – шею. И Лялька заставила себя посмотреть на медведя.
Грязная шерсть стала еще грязнее. И Ляльке подумалось, что это не грязь – кровь, но потом она эту мысль отбросила. Все мысли отбросила, заглянув в серые медвежьи глаза.
Такие у папы были…
Зверь подставил лапу, и Лялька забралась на спину. Она легла и, обняв могучую шею, закрыла глаза. Наверное, она сошла с ума, но в этом сумасшествии было уютно.
Макс Тронин был влюблен в скрипку. Отец его этой любви не разделял и всячески старался приобщить сына к миру спорта, мать же относилась с полнейшим равнодушием. Устав от просьб, она записала-таки Макса в музыкальную школу по классу гитары.
А он был влюблен в скрипку.
Скрипка являлась ему во снах, позволяя брать себя в руки, и Макс с восторгом, с трепетом прикасался к деревянному ее телу, вдыхал ароматы лака и канифоли, мечтая о том, что однажды…
Время шло. Руки костенели. И пальцы, никогда не отличавшиеся гибкостью, привыкали к гитаре. А сны приходили все реже. Макс почти отпустил мечту, и отпустил бы, если бы не оказался на набережной. Безымянная городская речушка, мелководная и унылая, выбросила скрипку прямо Максу под ноги и убралась, словно не желая иметь с ним ничего общего.
Макс оглянулся: люди шли мимо, торопились, не замечая ни его, ни скрипки. А та ждала прикосновенья. Она была прекрасна той сдержанной красотой, которая отличает истинное благородство. Черный корпус, исполненный из неизвестного материала – углепластик? – имел мягкие обводы. Длинную же шею грифа венчала резная драконья голова.
Макс поднял скрипку.
Примерил.
Примерился.
Первое прикосновение к струнам обожгло пальцы, но боль была приемлемой ценой. И Макс заиграл. Люди по-прежнему шли мимо, не замечая худощавого парня со скрипкой. А та пела о любви и разлуке, о встрече и надежде, о вечности, которая рядом, стоит лишь протянуть руку.
Стоит лишь шагнуть.
В зеленую мягкую воду: она тоже устала от одиночества…
Замарина Татьяна Ивановна, практикующий психолог, поймала себя на мысли, что ей нравится слушать клиента. Прежде этот человечек с его мелочными проблемами вызывал у нее лишь глухое раздражение, но теперь все изменилось.
И Татьяна Ивановна потянулась к нему. Тело ее вдруг стало легким, невесомым, и Татьяна Ивановна едва не рассмеялась вслух… глупые-глупые люди.
Зачем они борются со своими кошмарами?
Кошмары вкусны.
– Значит, – она заглянула в глаза клиента, – вы думаете, что ваша жена – сука?
Он робко кивнул и застыл, не смея отвести взгляд.
– Расскажите об этом поподробней.
Тамара Ивановна облизала губы:
– Как можно подробней…
Дёньку загнали-таки в тупик. И добежав до стены – слишком высокой стены, чтобы можно было перебраться – он остановился. Дёнька уперся в эту самую стену лбом и замер. Он дышал, втягивая кислый воздух, понимая, что надышаться не выйдет.
Подходили. Не торопясь, зная, что деваться Дёньке некуда. Он поглядел вверх, на окна, которые светились желтым, и закричал:
– Помогите!
Кирпичные стены убили крик. Зато голос Кривого тронуть не посмели.
– Ну и чё? Допрыгался?
Кривой ухмылялся. Почерневшие зубы его сливались с тенью, и казалось, что зубов у Кривого вовсе нет, а только расщелина между пухлыми губами.
– Пусти, – сказал Дёнька.
Кривой заржал, и остальные, пришедшие за ним, подхватили смех.
– Отсосешь – пущу.
Дёнькины пальцы нащупали камень. И страх исчез.
– Пошел ты на… пидор, – Дёнька ударил первым, метя кулаком и камнем в лицо Кривому. И хрустнули кости, что-то острое царапнуло пальцы, а Кривой завизжал.
Но потом, еще крича, ударил. Другие тоже ударили, сразу, стаей. Толкая и пиная. Стремясь опрокинуть на землю, но Дёнька держался столько, сколько смог. И бил. Иногда попадал.
Потом он все-таки рухнул на землю…
Берцы стаи ломали кости, вгоняя их осколки в тело. На губах Дёнькиных закипала кровь. И он подумал, что сейчас умрет. А потом огромная тень заслонила черничное небо с желтым пятном луны. У тени были орлиные крылья и острые когти, которые вырвали Дёньку из тела и потащили вверх.
183 
