– Вряд ли, – отозвался Ринсвинд. – Волшебству не позволяется передаваться от отца к сыну.
Он замолк. Он знал Коэна и даже присутствовал на одном из его бракосочетаний, когда Коэн женился на девушке, которая была ровесницей Канины. Этого у Коэна было не отнять, он использовал каждый час своего времени на полную катушку.
– Куча народу была бы не прочь пойти в Коэна, ну, он лучше всех сражался, был величайшим из воров и…
– Куча мужчин, – оборвала его Канина. Она прислонилась к стене и смерила волшебника свирепым взглядом. – Есть такое длинное слово, мне его сказала одна старая ведьма… никак не могу вспомнить… вы, волшебники, знаете все о длинных словах.
Ринсвинд перебрал в памяти длинные слова.
– Мармелад? – наугад брякнул он. Девушка раздраженно покачала головой.
– Оно означает, что ты пошел в своих родителей. Ринсвинд нахмурился. Насчет родителей у него было слабовато.
– Клептомания? Рецидивист? – начал гадать он.
– Начинается с «Н».
– Нарциссизм? – в отчаянии высказался Ринсвинд.
– Носследственность, – вспомнила Канина. – Та ведьма объяснила мне, что это значит. Моя мать была танцовщицей в храме какого-то безумного бога, а мой отец спас ее, и… они какое-то время были вместе. Говорят, внешность и фигура достались мне от нее.
– И они очень даже недурны, – с безнадежной галантностью вставил Ринсвинд. Канина покраснела.
– Да, но от него мне достались жилы, которыми можно швартовать корабли, рефлексы, точно у змеи на горячей сковородке, ужасная тяга к воровству и жуткое ощущение, что при первой встрече с человеком я прежде всего должна всадить нож в его глаз с расстояния в девяносто футов. И ведь я могу, – с едва различимой гордостью добавила она.
– О боги.
– Мужчин это отталкивает.
– Наверное, – слабо подтвердил Ринсвинд.
– После того как они об этом узнают, очень трудно удержать их возле себя.
– Полагаю, только за горло, – кивнул Ринсвинд.
– Совсем не то, что нужно, чтобы наладить настоящие отношения.
– Да. Понимаю, – сказал Ринсвинд. – И все же это здорово помогает, если хочешь стать знаменитым вором-варваром.
– Но нисколечки не помогает, – возразила Канина, – если хочешь стать парикмахером.
– А-а.
Они уставились на туман.
– Что, действительно парикмахером? – уточнил Ринсвинд. Канина вздохнула.
– Видимо, на парикмахеров-варваров спрос небольшой, – заметил Ринсвинд.
– То есть никто не нуждается в «подстричь-и-отрубить».
– Просто каждый раз, когда я вижу набор для маникюра, меня охватывает ужасное желание рубить направо и налево двуручным ножом для заусениц. В смысле, мечом.
– Я знаю, как это бывает, – вздохнув, поведал Ринсвинд. – Я хотел быть волшебником.
– Но ты и есть волшебник.
– О-о. Конечно, но…
– Тихо!
Ринсвинд почувствовал, что отлетает к стене, где ему за шиворот необъяснимым образом потекла струйка капель сконденсировавшегося тумана. В руке Канины неведомо откуда взялся широкий метательный нож, а сама она пригнулась, словно дикий зверь или, что еще хуже, дикий человек.
– Что… – начал было Ринсвинд.
– Заткнись! – прошипела она. – Кто-то приближается!
Она плавно выпрямилась, крутнулась на одной ноге и метнула нож.
Послышался глухой, гулкий, деревянный стук.
Канина стояла и смотрела перед собой застывшим взглядом. В кои-то веки героическая кровь, которая пульсировала в ее венах, не оставляя ей ни малейшего шанса прожить жизнь счастливой домохозяйки, ничем не могла ей помочь.
– Я только что убила деревянный ящик, – проговорила девушка.
Ринсвинд заглянул за угол.
Сундук, из крышки которого торчал все еще дрожащий нож, стоял посреди мокрой улицы и смотрел на Канину. Потом, перебирая крошечными ножками в сложном рисунке танго, он слегка изменил положение и уставился на Ринсвинда. У Сундука не было абсолютно никаких видимых черт, если не считать замка и пары петель, но он мог уставиться на вас пристальнее, чем целый выводок сидящих на скале игуан. Он мог переглядеть статую со стеклянными глазами. В том, что касается патетического взгляда брошенного и оскорбленного существа, Сундук мог переплюнуть любого получившего пинка спаниеля и отправить его скулить в конуру. В Сундуке торчало несколько сломанных стрел и сабель.
– Что это? – шепнула Канина.