Последние отзывы

  159  

Ателинда тоже почувствовала, что произошло что-то серьезное. Ауриана попыталась рассеять ее страх, утверждая, что воины наверняка попали в засаду, устроенную херусками, не успев добраться даже до Волчьей Долины. Однако сама она отлично знала, что каждый разведчик пошел своей дорогой. Обе женщины почувствовали нависшую над всеми грозную тень, которая была темнее самой темной ночи.

Но вот предзакатное солнце в последний раз коснулось своими красновато-золотистыми лучами зарослей рябины, которая росла вдоль западной стены крепости. В этот миг один из стражей, находившихся на стене, издал отчаянный вопль. Затем послышался приглушенный голос Коньярика:

— Ауриана, иди сюда!

И вдруг закричали все стражи. Кое-кто зашел в своей дерзости так далеко, что стал упрекать Водана в предательстве, другие же упрекали Фрию. Некоторые стали звать родственников, чтобы те посмотрели вниз.

Ауриана взлетела на стену как птица, не воспользовавшись даже лестницей. Кто-то сверху протянул ей руку, и этого оказалось достаточно.

Даже вид огнедышащего дракона не смог бы привести ее в такой ужас. Перед ней на обширной равнине, имевшей слабый наклон к югу, зажглись тысячи красных точек, испускавших неровный дрожащий свет и струи дыма. Ауриана прекрасно поняла, в чем дело. Это были костры легионеров, на которых они варили ужин. Они располагались на равнине ровными линиями.

Римляне пришли. И пришли неожиданно быстро.

Ауриана шла мимо воинов, вставших на колени и потрясавших кулаками, обратив лица к небу. Некоторые замерли на месте, некоторые с ужасом взирали на открывшееся зрелище.

— Такова воля Фрии, — вымолвила она. — Ожидание закончилось.

Она остановилась перед безликим деревянным идолом, изображавшим Фрию, который был изготовлен из куска отполированной рябины. Стражи на минуту утихли, напряженно наблюдая за выражением ее лица, окрашенного закатом в багровый цвет. Наклонив голову, она возложила ладони на деревянного идола. Несколько воинов на какую-то долю секунды даже поверили в чудо, которое ей якобы предстояло совершить, и ожидали, что вот-вот костры римлян исчезнут, как дурное наваждение. Но Ауриана просто молилась, и ярость, с которой она это делала, опять захватила людей, подчинила себе, оказав на них воздействие огромной, силы.

— Ты, кто есть чистый свет луны! — речитативом говорила она, постепенно повышая свой дрожащий от волнения голос. — Ты, кто есть тьма и свет, соединенные во всемилостевейшем теле, так же, как жизнь и смерть. Прими нас в свои объятия! Утешь нас и ороси своими золотыми слезами, одари нас миром, тем божественным миром, который в начале и конце времен бывает оттого, что ты кротка и милосердна.

Экстаз, в который впали те, кто слушал молитву Аурианы, был недолог, всего несколько мгновений. После этого он растворился, как утренний туман. Внизу суетились все обитатели крепости, выглядевшие озадаченными и перепуганными. Они задавали вопросы, на которые никто не мог ответить.

— Оленина! — воскликнул Коньярик, потрясая кулаком в сторону костров на поле. — Да будут они прокляты! Эти злодеи варят оленину и пекут хлеб!

Оба запаха распространялись по воздуху отдельно друг от друга, не смешиваясь. В них воплощались самые заветные мечты защитников крепости.

Ателинда тоже вскарабкалась наверх посмотреть на римлян.

— У них есть все! Они покорили все народы земли! — воскликнула она.

— И чего эти ненасытные твари позарились на нашу крапивную похлебку и пустые рога!

Ауриана увидела, как сквозь толпу к ней пробивается Торгильд, и громко приказала ему сверху:

— Ломайте хижины и повозки. За ночь мы нарастим стены.

Торгильд кивнул, и при свете факелов закипела работа. Прятаться в темноте не имело смысла, кого этим можно было обмануть? Все, кто мог стоять на ногах, вышли на работу. Люди трудились, пока не падали от усталости. Многие засыпали прямо на стенах, убаюканные грезами о хлебе и оленине.

За ночь удалось положить по нескольку новых венцов бревен.

Далеко за полночь Ауриана обнаружила, что Ателинда все еще не спит. Они уселись вместе под одним рваным одеялом, тесно прижавшись друг к другу.

Палатка Аурианы была поставлена между стойлом ее коня Беринхарда и плетеной клеткой, где содержались заложники. Это было сделано с таким расчетом, чтобы можно было наблюдать за тем и за другим. Казалось, что души, придававшие этим пленным трибунам человеческий облик, давно покинули их тела и отлетели в неизвестность, а в эти беспокойные, бегающие по клетке создания вселился дух каких-то мелких животных. Если они и чувствовали близость свободы, то внешне это было совершенно незаметно.

  159