39 
— Прости меня за мою бестолковость, но мне нужна твоя помощь, чтобы разобраться во всем, моя маленькая голубка. Мне очень трудно понять, отчего ты сейчас гневаешься и что все это означает: считается ли теперь по вашим законам, что Бальдемара убили два человека — ты и этот мерзавец? Или может быть, ты так взволнована из-за того, что навеки оправдана в глазах богов и людей и можешь продолжать спокойную безмятежную жизнь, а воины твоего народа займутся охотой за настоящим убийцей?
— Иногда ты рассуждаешь, как малое дитя. Ты ничего не знаешь. Дух моего отца не находит покоя. Ты не понимаешь меня, потому что не вырос, как я, под сенью Священного Дуба, расколотого молнией.
— Не стану возражать, но я многие годы пытаюсь преодолеть этот свой недостаток и добился бы большего успеха, если бы ты почаще объясняла мне смысл своих поступков и ход своих мыслей.
— Деций, если бы я почувствовала себя способной жить дальше, моя жизнь имела бы только одну цель и один смысл — месть. Месть должна быть совершена ближайшими родственниками Бальдемара, иначе прекратится жизнь всего рода. Тойдобальд уже в преклонных летах. Я не знаю, отважится ли кто-либо из сыновей Сисинанд на такой самоотверженный подвиг. Моя мать — не воин, и она уже не сможет родить ребенка, который бы взялся за выполнение столь сложного дела. Значит, остаюсь я. Я должна разыскать Одберта и убить его при свете дня достойным оружием, желательно в поединке один на один, или весь наш род будет проклят и опозорен навеки.
— Ну хорошо, поскольку это все невозможно, нам следует теперь сделать, по крайней мере то, что мы можем и должны сделать в наших условиях — найти теплое сухое место для того, чтобы устроиться на ночлег…
— Ты такой же бесчувственный, как камень! Возвращайся лучше к своим приятелям рабам, которые маршируют когортами, не рассуждая и не испытывая лишних чувств!
— Однако ты не ответила мне на мой вопрос: так ты теперь невиновна по законам твоего народа?
Похоже, Ауриана колебалась и не решалась двинуться вперед, чувствуя под ногами нетвердую почву, трясину, грозящую засосать ее; она посмотрела кругом, как бы стараясь рассмотреть участки твердой почвы или то, за что можно было бы уцепиться и спастись от опасности.
— Да, я невиновна, — произнесла она наконец отважно и уверенно, но глаза выдавали ее: ее извечный застарелый стыд пустил в душе слишком глубокие корни, Херта заронила в ее душу семя вины и стыда, и из этого семени вырос огромный могучий дуб, корни которого разрывали сердце Аурианы. Отдавая себе отчет в том, что творится сейчас у нее в душе, Ауриана нахмурилась и прибавила негромко:
— Но я не чувствую себя невиновной.
— Какая безыскусная честность! — он наклонился к ней и поцеловал. — Это знак того, что я твой раб.
И он начал не спеша разворачивать одеяло, в которое была укутана Ауриана, говоря что-то об ее уже высохшей одежде. Ауриана прекрасно понимала, к чему он клонит и чего хочет, но у нее было такое ощущение, будто все ее тело и сама воля парализованы, и это ощущение было приятно ей. Она не хотела останавливать его, охваченная каким-то новым для нее безумием, стремлением идти до конца, не боясь осуждения, по пути своих желаний.
Когда Деций снял наконец с нее одеяло и начал осторожно и как бы украдкой разглядывать ее обнаженное тело, на глазах Аурианы закипели слезы.
— Ты так прекрасна! Точно такой я и рисовал тебя в своем воображении, — прошептал он с восхищением, однако даже сейчас легкий налет насмешки слышался в его словах, и веселые огоньки светились во взоре. — Сколько лет я мечтал об этом божественном теле, зная, что овладеть им так же невозможно, как овладеть Главной Весталкой на глазах Императора. Но теперь ты моя. Я знаю, что ты сама хочешь этого, я прав?
Она закрыла глаза и снова прикрылась одеялом, как будто была не в силах больше выносить его откровенных взглядов. Мечты слишком быстро воплощались в реальность, это тоже было невыносимо для нее. Однако несмотря на свое смущение, она ответила честно:
— Да, — хрипло вырвалось из ее перехваченного от волнения горла. — Со мной это случалось уже, но это было насилие, полное ненависти. Я не хочу умереть, так и не узнав, как это бывает в… любви.
Ауриану охватили тысячи страхов, но жаркая волна безумия одолела их все.
— Теперь у меня нет ни рода, ни племени, а значит я не подвластна их закону. Так какой же смысл сопротивляться своим желаниям?
39 
