очень нудно 
178 
— Приведи коня! — приказал Метон помощнику. — Иначе мы не пробьемся сквозь толпу.
Ауриану поразило опьяняющее чувство свободы, какого ей еще не доводилось испытывать. Многолетняя погоня за Одбертом подавляла ее дух и господствовала над каждым ее поступком, а теперь все это внезапно кончилось, и Ауриана ощутила себя в совершенно ином состоянии — она могла быть женщиной или одиноким волком. Или туманом, встающим над озером. Перед ней словно тихо открылись ворота, о которых она даже не подозревала. Эту свободу у нее не могло отнять даже позорное рабство, как бы ее ни угнетали эти римляне. Эта свобода была внутри Аурианы. Однако такое состояние имело и некоторые особенности: она ощутила какой-то толчок, сопровождавшийся шумом, и вспышку холодного, неприятного света, словно она была младенцем, только что выползшим на свет из материнского чрева. Ей захотелось по-волчьи выть.
«А не избрать ли мне заодно и новое имя?» — мелькнуло у нее в голове, но она тут же передумала.
По амфитеатру распространилось озорное, бесшабашное настроение. Люди радовались смерти императорского фаворита, забыв о лучниках. Ауриане это напоминало ритуальный танец, который ее племя устраивало после победы. К этому времени все уже знали, что Домициан в спешке отбыл из своей ложи. Говорили, что он бежал в страхе, потому что главный прорицатель предупредил его о судьбоносном значении поединка. Выбором победителя Немезида должна была определить — жить или умереть Домициану. Все восприняли победу Аурианы как знак. Неужели тиран, называвший себя их повелителем и богом, надолго переживет своего фаворита?
К Ауриане подвели тяжелую ломовую лошадь серой масти. Помощники Метона наскоро перевязали ей раны кусками серой ткани, помогли сесть на широкую спину животного. Ауриана тут же наклонилась вперед, обхватив шею лошади руками. У нее сильно кружилась голова. Метон вовремя поддержал ее и не дал упасть на землю.
— Король умер! — доносилось с плебейских мест. — Да здравствует королева!
Эта реплика вызвала бурю свиста и возмущенных криков сторонников Аристоса, которые пустили в ход сандалии, градом посыпавшиеся на сторонников Аурианы. В ответ на это стены Колизея потряс мощный громовой клич, исходивший, казалось, из одной глотки и бросавший вызов не только приверженцам Аристоса, но и самому Императору.
— Ауриния царствует!
И если до этого у кого-то были сомнения относительно победителя, то теперь даже на самой отдаленной улочке узнали его имя.
Ауриана — царица.
Она почувствовала легкий толчок в сердце, вспомнив странное пророчество Рамис: «Ты будешь царицей смерти».
Царица без царства. Они лишь представляют ее царицей в своих мыслях, и то не долее, чем цветет мак. Для внешнего мира это пустяк, которым можно пренебречь, но во внутреннем мире он приобретает совершенно иное значение.
Разозлившиеся поклонники Аристоса рявкнули из последних сил, что король — Аристос, но этот последний клич послужил сигналом, по которому враждующие стороны тут же набросились друг на друга. Разгорелось настоящее побоище с проломленными черепами, носами, выбитыми зубами. Проходя под аркой победы, конь-тяжеловоз, на котором сидела Ауриана, испуганно храпел и мотал головой.
В амфитеатре, между тем, опять воцарилось относительное спокойствие. Увидев лучников, с кошачьей ловкостью спускавшихся к проходам, зрители поумерили свой пыл. Сложнее было утихомирить толпу, буйствующую перед Колизеем и на прилегающих к нему улицах. Те, кто любил Аристоса, оказались в явном меньшинстве, но несмотря на это, превосходили в агрессивности сторонников Аурианы. Выкрикивая хором его имя как своего рода боевой клич и вооружившись чем попало, они стали бродить по городу и громить лавки и кабачки тех, кто, по их мнению, отличался недостаточной преданностью к погибшему кумиру. Однако их противники, поначалу опешившие, тоже недолго дремали. Они схватили обломки амфор, плетки, которыми погоняют волов, палки и под аккомпанемент здравиц в адрес Аурианы напали на приверженцев Аристоса. Каждая вторая улица стала полем боя. Чтобы навести порядок, власти вынуждены были пустить в ход городские когорты и привести в готовность пожарные команды, оснащенные ведрами, потому что обилие лепящихся друг к другу деревянных строений делало угрозу пожара чрезвычайно реальной. Планций объявил об отмене оставшихся в программе выступлений, но покинуть императорскую ложу до начала беспорядков не успел и теперь вынужден был оставаться там. Приверженцы Аристоса частично возлагали на него вину за гибель их кумира. Зная это, он не рискнул высунуть нос из Колизея без охраны в несколько сотен стражников, которых не было в его распоряжении.
178 
