110 
Цветочная гора непрерывно росла, она заполнила собой почти всю мастерскую, а им предстояло сплести в три раза больше гирлянд.
– Это что-то невероятное! Я хочу посмотреть на свадьбу. А ты, Ратна? – спросила соседка.
– Кто же нас пустит? Это развлечение для богатых.
– Говорят, жених и невеста поедут по улицам верхом на лошадях. Сказали, что тем, кто будет кидать в них бутоны, заплатят по нескольку анн. Заработаем денег, а заодно поглядим на молодых.
– Тогда ладно, – согласилась Ратна.
Ее не слишком волновало чужое счастье, к тому же счастье каких-то ангрезов, которым некуда девать деньги и которые бездумно смешивали европейские и индийские традиции. Возможно, это будет красивое зрелище, однако лишенное всякого смысла.
Они закончили только к утру. Айрон спал, и Ратна осторожно взяла его на руки. Подняв занавеску, она вышла на улицу. Лучи восходящего солнца были нежны, как румянец невесты, а само светило напоминало набухший, готовый распуститься бутон.
Развязав обмотанный вокруг талии конец сари, Ратна привычно накинула его на голову. Она побрела вдоль Ганга к своей хижине, надеясь немного отдохнуть. Одну гирлянду, белую с красным, молодая женщина прихватила с собой.
Она не совсем понимала, почему выбрала именно эту гирлянду, и только потом догадалась, что в ней повторялись цвета формы Джейсона Блэйда, отца ее сына, человека, разлука с которым до сих пор причиняла ей боль.
Сона очнулась от того, что кто-то вылил на нее кувшин воды. Ей очень хотелось пить, потому она старалась поймать губами хотя бы несколько капель. По крайней мере в эту воду никто ничего не подмешивал.
Они перехитрили ее, добавив в питье и пищу опий. Веки Соны смежились, она бессильно упала на циновку и погрузилась в мертвый сон.
Очнувшись, она ничего не помнила, однако догадалась, что произошло. Они впустили к ней клиента. Она была с мужчиной, чужим мужчиной, который сделал с ней все, что хотел. Сама того не желая, она изменила мужу, превратилась в вешью.
Сона твердо решила не пить воду и не принимать пищу. Лучше смерть, чем бесчестье! Отвращение к себе причиняло ей такую боль, что она была готова на что угодно.
Над ней склонились две фигуры. Не подав виду, что пришла в себя, молодая женщина слушала их разговор.
– Что с ней делать? Если так будет продолжаться, она просто умрет.
– Тогда выбросим тело в Ганг.
– Лучше избавиться от нее, пока она еще жива. Все равно мало кому нравится, что она лежит, словно мертвая. Дело не спасает даже ее красота.
Сона почувствовала, как ее поднимают. Ее голова бессильно свесилась, руки тоже болтались. Молодой женщине казалось, что в ней не осталось ни воли, ни чувств, лишь осознание того, что ее несут по темному сырому коридору навстречу неизвестности.
Второй раз она очнулась от неумолчного шума – то был гул города. Сона могла сколько угодно лежать возле стены дома, где ее оставили, но никто не обращал на нее внимания: такие картины в Варанаси были привычными. Многие спали, расстелив на камнях тряпку, а то и вовсе обходясь без нее.
Молодая женщина с трудом поднялась и побрела, опираясь о стену. Она была так слаба, что ей казалось, будто ее ноги прилипают к земле.
Ее вышвырнули в мир, где у нее не было никого и ничего. Сари напоминало тряпку. Живот сводило от голода. Единственным богатством молодой женщины были отросшие волосы, но теперь она не радовалась даже им.
Пошатываясь, Сона спустилась к Гангу и прямо в одежде вошла в воду. Она надеялась, что священная река смоет с ее тела следы позора. А вот очистить душу и унести прочь память о случившемся не мог даже великий Ганг!
Молодая женщина напилась воды. Больше ей не грозила смерть от жажды, но где взять еду? Что делать дальше? Вернуться в Патну? Она не представляла, как рассказать Аруну (если он остался жив!) о том, что с ней произошло.
Сона чувствовала, что она очень слаба, что ей надо хотя бы немного прийти в себя после долгих недель заточения.
Пройдя по узкой улочке и обогнув какие-то здания, она очутилась перед храмом. Не утруждая себя, мучители бросили женщину неподалеку от обители Шивы.
Зная, что у всего есть как темная, так и светлая сторона, она все же не подозревала о том, что иные вещи таят такие бездны мрака, каких, наверное, не может представить даже бог смерти Яма.
Неопрятные, грязные нищие сидели и стояли в ряд, ожидая, пока из храма хлынет толпа народа. Мало кто поднимал глаза – как будто им запретили смотреть на других людей. В подолах некоторых женщин спали дети. Кто-то молился или пел, другие молча протягивали руки. Большинство из нищих едва набирало за день денег на чашку чая и лепешку. Обездоленных и голодных было слишком много.
110 
