100 
Женевьева подвинулась, освобождая для него место, взяла чашку и отпила ароматной жидкости.
От близости Тристана ей стало тепло и уютно.
— Мне надо поскорее встать. Скоро начнется праздничная служба…
— Еще не скоро. — Тристан взял ее за подбородок. Сегодня его глаза казались особенно светлыми и глубокими, волосы были взъерошены, на губах играла улыбка. Никогда еще он не казался таким мягким и привлекательным. — У нас еще есть время. Я не позволю королю перещеголять меня.
Женевьева удивленно смотрела, как он направился к креслу, где лежал его плащ, и вскоре вернулся с маленьким свертком в голубом бархате, который и подал ей. Тристан снова присел на постель, развернул сверток и вынул оттуда золотое украшение для волос, усеянное сверкающими камнями.
— Эти камни, — сказал он, — напоминают мне твои глаза — они так же часто меняют цвет. Твои глаза становятся то сиреневыми, как аметисты, то синими, как сапфиры, а в минуты страсти и гнева сверкают, как бриллианты.
У Женевьевы гулко забилось сердце. Она не могла вымолвить ни слова, не могла разобраться в своих чувствах. Радовалась ли она тому, что Тристан преподнес ей такой чудесный подарок? А может, стыдилась — того, что он счел необходимым отблагодарить ее? О если бы только Тристан не пытался завоевать Иденби! Они могли бы стать возлюбленными и друзьями!
Не прикоснувшись к украшению, девушка отвела глаза.
— Какая прелесть… — Она натянула одеяло. — Тристан, твой подарок прекрасен. Но мне… нечего подарить тебе в ответ.
Он, видимо, угадал ее мысли.
— Я купил его в Лондоне, Женевьева. На деньги, полученные из северных поместий. И сделал это не для того, чтобы подкупить тебя или отблагодарить. Это рождественский подарок женщине, которая заслуживает большего. Вот и все.
Она с трудом сдержала слезы. Тристан взял украшение и надел ей на голову, и Женевьева засмеялась, вспомнив, что не причесана.
— Мне нравится, когда твои волосы в беспорядке. — Тристан отстранился, любуясь ею. Выражение нежности не сходило с его лица, и Женевьева вдруг растрогалась.
— Но мне нечего тебе подарить, — повторила она.
Он вдруг встал и направился к камину, отчужденный и молчаливый.
— Тристан, я не хотела обидеть тебя…
Он обернулся.
— И все-таки ты можешь сделать мне подарок. — Тристан поднял руку, пресекая возражения Женевьевы, указал на ее живот, укрытый одеялом. — Ты согласна подарить мне его на Рождество? Сделать драгоценный подарок, который позволит мне спокойно спать по ночам? Если да, то поклянись, что будешь осторожна и убережешь ребенка — даже если в душе ты по-прежнему считаешь меня заклятым врагом. Поклянись заботиться о своем здоровье и здоровье малыша.
Женевьева залилась краской. Тристан заговорил о ребенке впервые после возвращения, после бурной и странной ссоры. Она не понимала чувств Тристана, но догадывалась, что ее беременность мучительно напоминает ему о былом счастье. Должно быть, тогда, молодой и веселый, он искренне радовался беременности жены. От волнения у Женевьевы закружилась голова. Возможно, они все еще враги, и тут уж ничего не поделаешь. Мир суров, но жизнь быстро меняется. Может, у нее еще есть надежда? Хотя бы на то, что на трон взойдет один из Йорков?
Этого она не знала. Наступало Рождество; отец и Аксель лежали в могиле. Женевьеве следовало бы презирать Тристана всей душой, но она обязана уберечь ребенка — хотя бы из благодарности. Судя по всему, он не питал ненависти к ней.
— Женевьева!
Она наконец взглянула на него и вновь удивилась тому, что Тристан смотрит на нее так ласково. Она боялась заговорить. «В моем сердце нет места для ненависти! — хотелось сказать ей. — Я не могу ненавидеть тебя. Но должна хранить свою честь и помнить, что ты враг, который пришел, взял то, что пожелал, и погубил моего отца…»
В замешательстве покачав головой, она срывающимся голосом прошептала:
— Милорд, я буду осторожна. И позабочусь о ребенке. — Это признание испугало Женевьеву. Ей не хотелось признаваться в том, что она способна полюбить зародившуюся в ней жизнь и своего врага. Она вскочила, прикрываясь одеялом и смущенно смеясь. — Но это, милорд, не рождественский подарок! — Она грациозно присела. — Вы преподнесли мне драгоценности…
— А ты даришь их мне каждую ночь, — возразил с поклоном Тристан. — Я сплю укрытый этими золотыми прядями. И очень ценю их.
100 
