41 
— Я родился вдали от моря. — Священник улыбнулся, впервые за несколько дней увидев Женевьеву в хорошем настроении.
— Вы многое потеряли! Подойдите поближе к воде!
Священник осторожно переступал по песку. Женевьева уже сидела возле самой воды, наслаждаясь плеском волн. Отец Томас присоединился к ней, морщась от холодной воды, замочившей рясу.
Женевьева опять взглянула вдаль.
— Отец, вы вернули труп лорда Тристана его воинам? — спросила она.
Священник не решился сказать о том, что найти труп не удалось. Он не винил Темкина, сделавшего неглубокую могилу: копать каменистую почву было нелегко. Поиски пришлось прекратить. Очевидно, погибший стал добычей волков или грифов.
— Об этом вам незачем беспокоиться, — наконец ответил отец Томас.
Женевьева бросила на него быстрый взгляд:
— Отец, покойники не выходят из могил, правда?
— Конечно, нет. А почему вы спросили об этом?
Женевьева покачала головой:
— Кажется, я знаю, в чем дело… А сейчас я думала о другом. Когда я была еще девочкой, отец часто приводил меня сюда. В то время меня не считали «взрослой леди», поэтому мне позволяли плескаться в воде и играть на берегу. Эдвина тоже приходила с нами, мы брали с собой еду, ярко светило солнце. Какие это были беззаботные, сказочно прекрасные времена! — Она вздохнула и начала водить пальцем по мокрому песку. — Хотела бы я знать, отец, можно ли вернуться в детство? Что значит жить в стране, где царит спокойствие? Как бы я мечтала вернуться в прошлое, в то время, когда еще был жив отец. И Аксель, и Майкл. До того, как…
Она вдруг осеклась и прикусила губу.
— До того, как умер сторонник Ланкастеров? — Отец Томас не успел придержать язык.
— Да. Если бы вернуться в прошлое! Господи, как это ужасно! У меня просто не было выбора. Я… совершила непоправимое. Иногда я жалею… — Женевьева грустно покачала головой, глядя вдаль, туда, где золотисто-синее небо и темно-синее море сливались на горизонте. — Жалею о том, что отец отказался впустить Тристана в замок. Будь он чуть покладистее, все повернулось бы по-другому!
— Вы жалеете, что вам пришлось совершить… — Отец Томас ласково положил руку на плечо Женевьевы.
— Как вы думаете, я попаду в ад?
Он покачал головой:
— Женевьева, у вас не было другого выхода. Вам пришлось воспользоваться тем оружием, какое оказалось под рукой. Вы просто защищались.
— Мне все время снится ад. Так вы уверены, что я не попаду туда?
— Я убежден: Бог знает, каковы люди на самом деле. Вы чисты душой, Женевьева.
Но она была убеждена в обратном и не верила, что Бог простит ее за предательство и убийство человека. Но может быть, Господь поймет, что у нее действительно не было выбора.
— И все-таки мне страшно…
— Вы боитесь предстоящего сражения?
— Да. И без него в стране пролилось много крови! Как вы думаете, Ричард победит? Тогда войны наконец прекратятся…
Отец Томас вновь задумался. Он сам несколько раз видел во сне, будто страна наконец объединилась, и на нее снизошли мир и покой. Но в этих видениях замок Иденби неизменно заволакивала пелена, словно ему предстояло тяжкое испытание.
— Мир достается нелегко. Однако вы слышали гонцов короля: воины Ричарда многократно превосходят сторонников Генриха Тюдора!
Женевьева поднялась.
— Последнюю весть нам принес странствующий менестрель. По его словам, войска стягиваются к городу Маркет-Босуорт. Вероятно, скоро мы услышим, что все обошлось благополучно.
— Надеюсь.
Женевьева лукаво улыбнулась. Свежий морской воздух изгнал воспоминания о ночных кошмарах.
— Отец Томас, не отвернетесь ли вы? Не хочу искушать вас, но я мечтаю искупаться…
— Миледи…
— Ну пожалуйста! Подождите меня вон там, возле утеса. Обещаю вам, я не задержусь!
Отец Томас выполнил ее просьбу, и Женевьева сразу забыла о ней. Сняв бархатное платье, она вошла в воду в одной льняной рубашке, радуясь прохладе и ощущению свободы. Давно уже она не чувствовала себя такой юной и беспечной и потому на время забыла обо всех горестях. Казалось, море смывает с ее души груз воспоминаний, а с рук — чужую кровь.
На берег она вышла оживленная и преисполненная уверенности. Волосы окутали ее мокрым плащом. Женевьева с радостной улыбкой подошла к отцу Томасу.
— Теперь мне стало гораздо легче.
— Женевьева, знатной даме не пристало уподобляться рыбке.
41 
