118 
Ночью же Кура была к его услугам; но она наслаждалась и самой игрой, хотя Родерик, как любовник, сильно уступал Уильяму. Куре не хватало экстазов, пьянящих кульминаций, до которых доводил ее муж, и постепенно начинала злиться на Родерика, который не возмещал ей риск забеременеть с такой же страстью. Но она забывала обо всем, стоило ей вечером выйти на сцену и услышать аплодисменты публики. Тогда она становилась счастливой, чувствовала избыток благодарности по отношению к Родерику и позже осыпала его нежностью. А Родерик проявлял себя как совершенно не тщеславный человек. Он позволял ей блистать, снова и снова посылал ее одну за занавес, чтобы принять овации слушателей, передавал ей цветы на сцене.
— Похоже, наш петух влюбился, — однажды вечером прошептал Фред Хувер, баритон, Сабине Конетти. — А малышка действительно поет все лучше и лучше. Пока что у нее есть проблемы с дыханием, но однажды она затмит нас всех — и, в первую очередь, его.
Певцы стояли на заднем плане, в то время как Барристер в пятый раз кланялся Куре на сцене. Они образовали хор, а Кура и Родерик исполняли Кармен и ее тореро.
В ответ на слова Фреда Хувера Сабина кивнула и поглядела на сияющее лицо Куры. Сомнений нет, Барристер действительно по уши влюблен в малышку. Но спасет ли это юную певицу, когда этот день придет?
Уильям был сыт по горло. Снова наступил один из тех дней, когда ему хотелось как можно скорее сбежать из Киворд-Стейшн, — если бы у него были варианты. Гвинейра продала стадо молодняка майору Ричлэнду и попросила Уильяма согнать для него животных. Поскольку погода за день до этого была многообещающей, Ричлэнд решил поехать с ним и в ту ночь остался в Киворд-Стейшн. Конечно же, они долго пировали с Уильямом уже после того, как Гвинейра и Джеймс удалились к себе, и оба были теперь с похмелья и в самом дурном расположении духа. К тому же целое утро шел дождь, и двое пастухов-маори, которых Гвинейра откомандировала к Уильяму, не пришли. В конюшне околачивался один только Энди Мак-Эрон. Уильям потребовал от старого погонщика скота, чтобы он сопровождал их с Ричлэндом; один он боялся не найти отобранных овец. Мак-Эрон, который, судя по всему, понял, что ему не остается ничего другого, если он не хочет, чтобы все окончилось позором, согласился поехать с ними. Однако задал убийственный темп и проигнорировал Уильяма, когда тот, оглядываясь на пожилого майора, попросил его ехать помедленнее. Впрочем, Ричлэнд держался довольно неплохо на своем чистокровном жеребце, и настроение ему поднимал каждый новый глоток из фляги, которую он взял с собой. В конце концов Уильям тоже стал прикладываться, а Энди отказался, лишь покачал головой.
— Только не на работе, мистер Уильям, этого мисс Гвин не любит.
Уильям, почувствовав, что его ставят на место, после этого еще больше стал отдавать должное фляге Ричлэнда, однако оказалось, что он далеко не так устойчив к выпивке, как старый солдат. Сначала он самым жалким образом потерпел поражение, когда собирал овец. Собака не слушалась его и лишь испуганно жалась к земле, когда он кричал на нее. А потом его лошадь испугалась упрямого молодого барашка, пробившего линию загонщиков, и Уильям оказался на траве.
Энди Мак-Эрон обладал железной выдержкой и сохранял спокойствие, однако майор Ричлэнд не уставал подтрунивать над хозяином на протяжении всего обратного пути на ферму. Все это было унизительно, и, кроме того, не переставая шел дождь, мужчины давным-давно промокли до нитки. В этот вечер Ричлэнд решил не возвращаться домой, а снова переночевать в Киворд-Стейшн. Уильям, конечно же, понимал, что старик не преминет развлечь МакКензи, рассказав обо всех неудачах своего спутника, накопившихся за день. И это предвещало катастрофу. Если бы только Кура вернулась! Но она, похоже, была счастлива со своим оперным ансамблем. Время от времени она писала Гвинейре восторженные письма — Уильяму не писала никогда.
Когда мужчины вернулись обратно во двор Киворд-Стейшн, в конюшнях никого не было, поэтому Уильяму пришлось самому расседлывать лошадь. Хорошо хоть, Мак-Эрон не настоял на том, чтобы он сопровождал его еще и в загоны, где на ночь разместили овец. Впрочем, от него все равно уже несло мокрой шерстью и ланолином. Уильям пришел к выводу, что в глубине души ненавидит работать с овцами.
Гвинейра и Джеймс ждали Уильяма в салоне, но никто и не собирался приглашать их обоих пропустить по стаканчику. Вероятно, по покрасневшим лицам и неуверенной походке прибывших они и так видели, что алкоголя и без того было достаточно. Гвин и Джеймс переглянулись: никакой больше выпивки перед едой, иначе вечер станет невыносимым. Вместо этого они отправили мужчин мыться и переодеваться, и, конечно же, слуга принес горячую воду сначала в комнаты гостя…
118 
