Особенно,... 
38 
Чарли, узнав новость, несмотря на связанные с этим неудобства, высказал искренние поздравления и даже вспомнил о своих первых счастливых днях отцовства.
Когда она вернулась домой, Томмазио стоял в холле, наблюдая, как вешают картину. На картине было изображено что-то вроде высохшего дерева, немилосердно скрученного безжалостным ураганом. Риго Кастелло, плотно сбитый пожилой мужчина, с одобрительной улыбкой расхаживал неподалеку.
Джесс спросила, где Цезарио, и, получив ответ, вместе с собаками отправилась к нему в кабинет.
— Ты вернул картину! Как тебе это удалось?
Цезарио сидел на краю стола. Увидев Джесс, он выпрямился, делая знак Мэджику сесть и перестать лаять.
— Твой дядя Сэм оказался разумным человеком, — сказал Цезарио и вдруг без всякого предупреждения, словно из-под него выдернули ковер, покачнулся и рухнул на пол.
— Томмазио! — закричала Джесс, падая на колени и вглядываясь в побелевшее лицо мужа.
Первым в кабинет влетел Риго:
— Позвольте мне, синьора.
— Я вызову врача! — сказала Джесс, видя, что Цезарио не приходит в сознание.
— В этом нет необходимости, синьора. Мистер ди Сильвестри скоро очнется.
Джесс видела, как веки Цезарио дрогнули, открывая затуманенный взгляд. Ее сердце бешено стучало. Риго что-то быстро заговорил на итальянском. Цезарио не отвечал.
— Я позвоню доктору… — снова начала Джесс.
— Никакого доктора, — остановил ее Цезарио.
Он приподнялся и встал, тяжело опираясь на руку Риго.
— С тобой явно что-то не в порядке. Ты должен показаться врачу. — Достаточно встревоженная, Джесс проявляла настойчивость.
— Я споткнулся об угол ковра и ударился головой, — возразил Цезарио, не глядя на Риго, который, уходя, бросил на него настороженный взгляд.
Джесс посмотрела на ковер и нахмурилась. Ковер лежал совершенно ровно. К тому же она видела, как упал Цезарио, и это не выглядело случайной неловкостью. Непонятно, зачем ему нужно было лгать?
Она с беспокойством вглядывалась в его лицо, которое постепенно приобретало нормальный оттенок. Несколько месяцев назад этот мужчина значил для нее не больше чем случайный прохожий на улице. Сейчас он стал для нее центром мира.
— Так, значит, ты разговаривал с моим дядей? — спросила она. Любопытство все же взяло верх над беспокойством.
— Да. Ему не нужны неприятности. Еще меньше он хотел, чтобы я звонил в полицию. Твой дядя сказал: если картина у его сыновей, то через час мне ее вернут. Все так и случилось.
— А если бы тебе не удалось с ним договориться, ты бы отправился в полицию? — спросила Джесс.
— Вместо того чтобы дать твоим кузенам еще раз меня ограбить? Да! — не колеблясь ответил Цезарио. — Я предупредил об этом и твоего отца, но ему повезло. Я получил назад свою собственность, так что теперь обо всей истории можно забыть.
— Я рада. Но все же это была нечестная игра, верно? — Джесс смотрела на него с осуждением. — Чтобы спасти своего отца, я вышла за тебя замуж, согласилась родить тебе ребенка. Тем не менее сегодня ты был готов нарушить нашу договоренность.
— Зачем беспокоиться из-за того, что не случилось, жена моя? — Цезарио взял в ладони ее встревоженное лицо, мягко поглаживая пальцами нежную кожу щек. — У твоего отца не было преступных намерений, так что ему в любом случае ничего не грозило. Я это понял, когда поговорил с ним. И если за дело взялась бы полиция, то и они пришли бы к такому же выводу.
Джесс вся дрожала — то ли от волнения и желания ему поверить, то ли возбужденная его близостью. Он назвал ее «моя жена» — и внезапно весь мир вокруг стал светлее и ярче.
Она обхватила руками его за шею, и через мгновение Цезарио уже целовал ее.
— В постель, — хрипло скомандовал он, потянув ее к лестнице.
— Но сейчас время ужина, — запротестовала Джесс.
— Это не проблема! Томмазио не позволит нам умереть от голода, драгоценная моя.
Желание, которое он пробудил в ней своим вторым поцелуем, было безжалостным. Каждое движение его языка пронзало ответной дрожью все ее тело. Джесс чувствовала, как жар, словно пламя, отчаянно нуждающееся в топливе, охватил ее сердце.
Сдернув с него пиджак, она начала расстегивать его рубашку. С тихим смехом Цезарио снова прижался к ее губам. Когда его руки срывали с нее одежду, она знала — тот же самый огонь пылал и в его сердце.
Он вошел в нее резко и глубоко, и Джесс услышала стон удовлетворения. Она наслаждалась каждым движением его бедер, неодолимо стремясь к завершающей кульминации, даже когда он чуть замедлял свой ритм, чтобы растянуть удовольствие. Она словно таяла в объятиях его сильных рук, чувствуя восхитительное наслаждение, накрывающее ее горячей волной. Все, что Джесс могла слышать, — это удары его сердца. Оно звучало как набат, утверждающий их соединение.
38 
