79 
– Когда я учился в Академии магии, – с ностальгическими нотками в голосе начал повествование полуэльф, – ученики были более обязательны в плане выполнения заданий наставника.
Флоднег, который тщетно пытался угнездиться на лапнике, прекрасно понял, что камень брошен в огород Намураса, а значит, и в его огород тоже.
– Да уж, – скептически хмыкнул он, взбивая хвойные ветки на манер перины. Впрочем, сей подвиг трансформации ему не удался. Сколько лапник ни пуши, приличного тюфяка не получишь. – Особенно ты был сама исполнительность. Тебе напомнить, как на третьем курсе завхоз уехал на свадьбу, а тебе поручили приобрести для кафедры зельеварения некоторые травы? Видите ли, полуэльфы зело сведущи в растениях и их никто не надует. Ага, только забыли упомянуть, что полуэльфы сами кого хочешь надуют.
– Ну зачем ты так? – примирительно молвил Т, досадливо морщась от неприятных воспоминаний.
Дело действительно имело место быть. Адепту третьего курса Титиалалликецу, которого, к слову, редко о чем-либо спрашивали на уроках из-за практически непроизносимого имени (а папа студиозуса как-никак высокорожденный лорд и может расстроиться, узнав о том, как зверски коверкают его имя все кому не лень), выдали некоторую сумму. Деньги выдали в туго затянутом и опечатанном заклинанием кошеле и, облеченного доверием, торжественно проводили. И даже прослезились, видя, как высокая худощавая фигура в мантии-балахоне исчезает за воротами альма-матер. И Т пропал. Искали его всей академией, привлекали к работе факультет ясновидящих, но только всех запутали, так как адепты факультета разразились многочисленными противоречивыми предсказаниями, заставив всех, от учеников до профессоров, прочесать Шепатур трижды (всякому известно, что тройка счастливое число), включая таверны и бордели. Тут уж ряды поисковиков значительно поредели, теряя членов в заведениях в зависимости от интересов. Просили наставников с вервольфами, но оборотни сначала бестолково метались вокруг академии кругами, а потом дружно уселись на хвосты и завыли, как по покойнику. Магический поиск, для которого призвали даже членов магического совета, тоже прошел впустую.
Адепта торжественно оплакали, родственникам выразили свои соболезнования, на кафедре боевых магов толкнули долгую прочувствованную речь о том, как же тяжело терять талантливых товарищей, которые гибнут в лапах бессовестной нежити и нечисти. Зал рыдал. Дружно обещали мстить до последней капли крови (желательно не своей, а нежити). Портрет невинно убиенного полуэльфа занял место в холле академии. Правда, друзья узнали, что изображен именно Т только по каллиграфической подписи непосредственно под портретом. Флоднег сильно подозревал, что сию мазню приобрели по случаю на какой-то барахолке, и так как изображенный мужик в доспехах отдаленно напоминал покойного, повесили его, благополучно пропив гонорар живописцу в ближайшей таверне.
Все бы ничего, но через три месяца Т вернулся. Похудевший, с заострившимися чертами и без того худого лица, плохо промытой шевелюрой, живописными фингалами под каждым глазом, пьяный в дым и совершенно без денег. Но это точно был он. Друзья и просто сокурсники обрадовались, не давая ему прохода, как новоявленной легенде. Вернувшийся со свадьбы завхоз огорчился, так как нужно было ставить возвращенца на довольствие, а его порция благополучно уносилась домой самим завхозом, отчаянно мухлевавшим с отчетами.
Но глупо думать, что альма-матер распахнула свои всепрощающие объятия для блудного сына, позволив загулявшему адепту излить слезы раскаяния на своем плече, с доброй улыбкой осушила непрошеную влагу на глазах и отправила с благословением на уроки грызть гранит науки. Разумеется, нет. Т допросили деканы всех факультетов поочередно, затем ректор, затем все члены магического совета. Но ни одно, даже самое изощренное и глубокое сканирование не смогло пролить свет на тайну, почему сбившегося с верного пути адепта нельзя было обнаружить ни одним способом поиска. Сам Т скромно умалчивал о том, где его, собственно, носило столько времени и куда подевались выданные под отчет средства, ссылаясь на внезапно поразившую его амнезию. Мол, шел за травами, как велели, упал, очнулся весь побитый и без денег. Вернулся в академию за помощью, а здесь его портрет висит с траурной ленточкой и надписью: «Скорбим и помним. Ты всегда будешь жить в наших сердцах».
79 
